Рама для картины
Шрифт:
— Что… оно самое?
— Бог его знает. Надеюсь, нет. Ребенка я пока Fie хочу.
— Она хорошая девушка.
Взглянул на меня.
— Говорит, что лично против тебя ничего не имеет…
— Хотя… — продолжил я.
Кивнул.
— Синдром наседки.
— На роль цыпленка ты не годишься.
Господи, да конечно. Я уговаривал ее не унывать, выкинуть из головы это маленькое недоразумение. Ведь муж у нее — не тепличное растение.
Ну и что она?
Расплылся в улыбке.
После моих подвигов в постели сегодня ночью поняла.
Без
Предполагал, что не слишком изменился.
— Как бы то ни было, — продолжал он, — а машина у нас есть. Чертовски глупо, если не поедешь с нами на скачки.
— А Сара, — осторожно поинтересовался я, — не будет злиться?
— Говорит, не будет.
Принял это предложение, вздохнув про себя. Похоже, теперь без ее разрешения он и шагу не сделает. Неужели так всегда бывает, когда женятся? Даже у самых отчаянных?
— Где был вчера вечером? — спросил он.
— В пещере Алладина. Навалом сокровищ, и мне еще повезло, что не облили кипящей краской.
Рассказал про галерею, про картины Маннингса, про мой недолгий план. А еще — насчет ограблений.
Это пришлось по вкусу. Глаза возбужденно заблестели. Джик пришел в знакомое мне состояние азарта.
— А как мы это докажем?
Произнеся «мы», тотчас осознал свою обмолвку.
Грустно усмехнулся, оживление его заметно поубавилось.
— Так как же?
— Еще не знаю.
— Хотел бы помочь.
На языке вертелся десяток ехидных ответов, но сдержался. У прошлого не было права разрушать настоящее.
— Ты сделаешь то, что захочет Сара, — сказал я тоном, не допускающим возражений.
— Не строй из себя начальника, черт тебя возьми.
Завтрак закончился вполне мирно. Мы прекрасно понимали что к чему, стараясь построить новые отношения на обломках старых.
Позже, когда в назначенное время встретил их в холле, убедился, что и Сара сделала определенные выводы, решив не давать воли эмоциям. Она протянула мне руку, сумев улыбнуться. Слегка пожал ей руку и символически поцеловал в щеку. Она оценила это по достоинству.
Перемирие заключено, условия приняты, договор подписан. Джик — посредник — стоял рядом с довольным видом.
— Ты только посмотри на него, — сказал он — Настоящий маклер. Костюм, галстук, кожаные ботинки. Если зазевается, глядишь, сделают членом Королевской академии.
На ее лице отразилось недоумение:
— А я думала, это большая честь.
— Для кого как, — объяснил Джик. — Неплохих художников с безупречными светскими манерами выбирают в академию на третьем десятке. Крупных — с не столь светскими манерами — на четвертом. По-настоящему больших, не умеющих вести себя в свете — на пятом. А гениев, которые плевать хотели на Академию, вообще обходят.
— Тодда
— Конечно.
— Логично, — откликнулся я. — Никто никогда не слышал о молодых мастерах. Мастера всегда старые.
— Ради Бога, — вмешалась Сара. — Давайте поедем на скачки.
Ехали медленно из-за нескончаемого потока машин, идущих в одном направлении. Стоянка у ипподрома Флемингтон — гигантский пикник; сотни группок расположились между машинами, пир шел горой. Столы, стулья, скатерти, фарфор, серебро, хрусталь. И зонтики от солнца, несмотря на повисшие в небе тучи.
Много веселья и выпивки. Всеобщая убежденность, что «это и есть жизнь».
К моему удивлению, Джик и Сара приехали подготовленными. Извлекли столы, стулья, напитки и закуски из взятой напрокат машины; объяснили, что достать все это — не так сложно; весь набор просто-напросто заказывается.
— Бар моего дяди, — заметила Сара, — уже который год держит первенство по быстроте обслуживания. Не успеет клиент мотор выключить, а ему уже стакан подносят.
Она искренне старается, думал я. Мало того, что ради Джика приняла наш негласный договор, но еще пыталась наполнить его человеческим содержанием. Если и делает над собой усилие, то незаметно, в общем совсем другая Сара — похорошевшая, повеселевшая.
— Шампанское, — предложил Джик, открыв бутылку. — Бифштексы и устричный пирог?
— А что же будет, когда вернусь к своим чипсам и какао?
— Будет толстый Тодд.
Мы умяли припасы, уложили вещи в багажник и с сознанием приобщенности к полурелигиозному ритуалу стали пробираться в святая святых.
— Во вторник тут будет почище, чем сегодня, — заметила Сара, раньше не раз бывавшая на таких скачках. — День розыгрыша Кубка Мельбурна — национальный праздник. Здесь три миллиона жителей, и добрая половина будет рваться сюда. — Говорила громко, чтобы перекричать толпу, держа в руках шляпу, боясь потерять ее в неразберихе.
— Будь у них хоть капля здравого смысла, сидели бы дома, смотрели телек, — сказал я, отдуваясь после довольно чувствительного удара локтем в поясницу.
В Мельбурне Кубок не показывают по телевизору, только радиорепортажи.
— Ну и ну. Это почему же?
— Чтобы пришло побольше народу. Во всех городах Австралии — будут, а тут, на месте, — нет.
— Та же история с гольфом и крикетом, — добавил Джик. — Еще и ставок-то не сделаешь.
Миновали узкое место, потом, благодаря нашим пропускам, прошли через ворота. Оказались в тихой гавани — на зеленом прямоугольнике сектора для участников и организаторов Кубка. До чего все похоже на наш многодневный День дерби, подумал я. Та же победа воли над непогодой. Радостные лица под серым небом. Теплые пальто поверх шелковых платьев. И зонтики наготове. Это означало, что праздник так согревал души, что никаким ненастьем их было не пронять. Вполне могли бы заиграть на трубе в бурю. Чем не символика? Даже Джика бы устроила.