Рама Явленный
Шрифт:
Элли помедлила на миг.
— Мама, или ты забыла, как чувствовала себя после гибели отца и Кэти? На тебя страшно было смотреть.
Николь медленно глотнула, поглядела на свою дочь. «Я знала, что это будет нелегко, — подумала она. — Быть может, мне не следовало возвращаться назад… Наверное, надо было просто попросить Орла сказать всем, что я умерла от сердечного приступа».
— Я знаю, что ты расстроилась, — негромко проговорила Элли, — обнаружив инопланетного робота, который заменил тебя в семье Майкла и Симоны… но не стоит переигрывать. Рано или поздно их дети и внуки узнают, что реальную
Николь вздохнула. Она чувствовала, что проигрывает сражение.
— Я сказала тебе, Элли, что для меня нет места в семье Майкла и Симоны. Но не нужно утверждать, что моя реакция на другую Николь является единственной и даже главной причиной такого решения.
Николь ощущала утомление. Прежде чем отправиться спать, она намеревалась сперва переговорить с Элли, затем с Бенджи, а потом с остальными. Но разговор с Элли оказался куда труднее, чем она ожидала. «Но хорошо ли ты подумала? — спросила Николь себя. — Неужели ты реально рассчитывала на то, что Элли скажет: ага, мама, великолепно, ты очень умно поступаешь? Жаль, конечно, что тебя больше не будет, но я полностью тебя понимаю».
В дверь комнаты постучали. Когда она отворилась, за ней оказался Орел.
— Я не помешал? — осведомился инопланетянин.
Николь улыбнулась.
— Полагаю, мы созрели для небольшого перерыва, — проговорила она.
Извинившись, Элли отправилась мыться, а Орел подошел к Николь.
— Ну, как дела? — спросил он, нагибаясь к креслу.
— Не так уж здорово, — ответила Николь.
— Я решил зайти, чтобы сказать тебе — просьба о посещений Модуля Познания одобрена. Но при одном условии: все, о чем ты говорила мне в челноке, должно остаться неизменным…
Николь просветлела.
— Хорошо. Теперь мне остается только призвать отвагу и закончить все, что я затеяла.
Орел похлопал ее по спине.
— Ты сумеешь это сделать. Ты самый необычный человек из всех, с кем мы встречались.
Голова Бенджи покоилась на ее груди. Николь лежала на спине, одной рукой обхватив сына за плечи. «Вот какова последняя ночь моей жизни», — думала она, погружаясь в сон. Легкий страх прикоснулся к телу, она отогнала его. «Я не боюсь смерти, — сказала Николь себе, — что в ней может быть страшного после всего, что я уже пережила».
Посещение Орла укрепило, ее. Когда разговор с Элли возобновился, Николь признала справедливость всех соображений дочери, сказала, что ни в коем случае не хочет расстраивать друзей и семью, но тем не менее не отказывается от своего решения. Обращаясь к Элли, она заметила, что, когда ее не станет, у них с Бенджи, а отчасти и у всех остальных появится возможность подрасти, избавившись от авторитета, с которым всегда приходилось считаться.
Элли назвала Николь упрямой старухой и заявила, что при всей своей любви и уважении все же попытается поддержать мать в немногие остающиеся часы. Элли также спросила, не собирается ли Николь каким-нибудь образом ускорить свою смерть. Николь рассмеялась и сказала дочери, что никаких дополнительных мер не потребуется, поскольку Орел заверил, что без медикаментов ее сердце откажет через несколько часов.
Разговор с Бенджи оказался не столь трудным. Элли вызвалась помочь с объяснениями, и Николь приняла ее предложение.
Готовясь ко сну, Николь обещала себе, что первым же делом с утра постарается встретиться с Синим Доктором и должным образом распрощается со своей подругой. Прежде чем выключить свет, Бенджи пришел к ней и сказал, что, поскольку это последняя их ночь, он хотел бы поспать возле нее — как прежде, когда он был маленьким мальчиком. Николь согласилась, и когда Бенджи прижался к ней, слезы потекли по ее лицу, затекая в уши и капая на подушку.
10
Николь рано проснулась. Бенджи уже встал и оделся, но Кеплер еще спал в дальнем конце комнаты. Бенджи снова помог Николь принять душ и собраться.
Через несколько минут в помещение вошел Макс. Разбудив Кеплера, он подошел к коляске Николь и взял ее за руку.
— Друг мой, я не сказал тебе многого вчера вечером, — проговорил Макс, — потому что не мог отыскать нужных слов… но и теперь я не могу найти их…
Маке отвернулся.
— Что за черт, Николь! — произнес он дрожащим голосом, глядя в сторону.
— Ты знаешь, как я к тебе отношусь… ты такой человек… такой человек.
Он умолк. В комнату доносился лишь звук бегущей воды из душа, где мылся Кеплер. Николь пожала руку друга.
— Спасибо тебе, Макс, я так благодарна тебе.
— Когда мне было восемнадцать, — неуверенным тоном проговорил Макс, поворачиваясь, чтобы поглядеть на Николь, — отец мой умер от редкого вида рака… Клайд, мама и я знали, что смерть близка, словом, он сгорел у нас на глазах прямо за несколько недель… Но я все-таки не мог в это поверить, даже когда увидел его в гробу… Мы отслужили панихиду на кладбище, были только наши друзья из соседних ферм да автомеханик из Де-Куина; звали его Вилли Таунсенд, они с отцом набирались каждый субботний вечер…
Макс улыбнулся и расслабился.
— Обожаю рассказывать. Вилли — вот был тип… холостяк, снаружи что твой гвоздь, а под коркой мягкий, как глина… В молодости он влюбился в королеву красоты средней школы Де-Куина и больше не заводил подружки… ну, в общем, мама попросила меня сказать несколько слов об отце над его могилой, я согласился… написал их, выучил и даже проговорил перед Клайдом… Когда начались похороны, я все помнил… «Мой отец, Генри Аллан Паккетт, был прекрасным человеком», начал я, а потом сделал паузу, как и планировал, и огляделся. Вилли уже хлюпал носом и смотрел в землю… И вдруг я забыл все, что намеревался сказать. Мы стояли так под горячим арканзасским солнцем, наверное, секунд тридцать или более того… а я так и не вспомнил остаток речи. В конце концов от отчаяния и смущения я произнес: «Ах ты, е-мое», и Вилли немедленно громко добавил: «Аминь».