Раненая ласточка
Шрифт:
Но Ольга Васильевна не повела Сайбуна ни к завучу, ни к директору. Она сама отчитала его. Да еще как! Слушая классную руководительницу, Сайбун молчал. Больше того, он даже выдавил на лицо грустную мину: вот, мол, видите, я переживаю. Но душа его протестовала против прямых и правдивых слов Ольги Васильевны. И чего она, в конце концов, хочет от него? Учится он не хуже других. Не прогуливает. А что накостылял первоклашке, так за дело! Пусть не толкается, пусть смотрит, куда скачет!
Сайбун ушел из учительской с ощущением,
Вечером он ждал Даштемира. Но тот не пришел. Зато раньше времени явился с работы отец. Он был расстроен тем, что смежный цех не подал в срок деталей, и всей вечерней смене нечего было делать.
— Завтра выхожу в утреннюю, — сказал он. — Ну, если и на этот раз смежники нас подведут, я в партком пойду, к директору завода пойду, а правду отыщу!
— Пап, а пап, — заговорил Сайбун, — чего ж тут плохого, если тебя раньше с работы отпустили?
Он не видел ничего странного в этом вопросе. Бывали в школе случаи, когда класс отпускали раньше времени, — то ли учитель болел, то ли был занят. Так Сайбун только радовался этому! А отец не радуется, наоборот, злится...
— А что хорошего в этом? — в свою очередь, спросил отец. — Что хорошего в том, что наша страна не получит двадцать или тридцать электродвигателей? Что хорошего в том, что я получу деньги за простой, а попросту сказать, за безделье? Эх, Сайбун, Сайбун, мальчик мой, многого ты еще не понимаешь... Если я буду думать только о себе, о своем благополучии, если другие будут думать только о себе, пропадет наша страна...
«Не понимаю, — с обидой подумал Сайбун. — Почему отец считает так?»
Он сказал: «Спокойной ночи!» — и ушел в свою комнату.
Нет, дружбы с отцом не получалось! Может быть, только один-единственный раз и был у них добрый, товарищеский разговор, когда отец вспоминал о войне, о том, как попал в плен к фашистам. Но с тех пор прошло немало времени, и внезапно возникшее чувство близости к отцу исчезло. Отец мало говорил с Сайбуном, а если и говорил, то все больше по делу. Попросит последить за больной матерью. Скажет, чтобы Сайбун сбегал в булочную за хлебом. Спросит изредка, как идут дела в школе. И все... Но Сайбуну было мало этого. Он мечтал о старшем товарище, умном и сильном, способном научить Сайбуна быть смелым и ловким, способном объяснить ему самые сложные вещи в мире. Отец не мог быть таким товарищем, а Даштемир мог.
Так думал Сайбун, лежа в кровати и засыпая.
Рано утром, как только отец ушел на завод, раздался неожиданный звонок. Сайбун испугался: «Неужели это Даштемир? Если мама увидит его, начнет расспрашивать, кто он и почему явился. А что ей отвечать?»
Но это был не Даштемир. Пришла классная руководительница, Ольга Васильевна. Сайбун даже губу прикусил, когда ее увидел.
Поздоровавшись, Ольга Васильевна присела на диван рядом с Хадижой-Ханум.
—
— Спасибо. — Мать улыбнулась. — И спасибо, что проведали меня...
— А я ведь не только вас проведать пришла, — призналась Ольга Васильевна. — Мне хотелось и о Сайбуне поговорить...
— А что случилось? — встревожилась Хадижа-Ханум.
Ольга Васильевна посмотрела на Сайбуна. Взгляд ее говорил: не мешай, дай нам побеседовать с матерью. Сайбун неловко встал и отправился в свою комнату. Но дверь он оставил полуоткрытой, и каждое слово Ольги Васильевны и матери он прекрасно слышал.
— Много занимается Сайбун? — спросила учительница.
— Много, много, — торопливо ответила мать. — Понимает, что надо хорошо учиться, не маленький уже...
— Да, отметки у него неплохие, — согласилась Ольга Васильевна. — Но раньше он лучше учился. Вы не замечали, с кем он сейчас дружит?
«Вот хитрая! — подумал Сайбун. — Что-то заметила...»
— Да он со всеми дружит, — ответила мать. — У нас во дворе полно ребят...
В комнате воцарилось молчание. Затем раздался недовольный голос Хадижи-Ханум:
— Что это вы, Ольга Васильевна, все вокруг да около? Много ли Сайбун занимается и с кем дружит, а до главного никак не доберетесь.
— А главного-то я и сама не знаю! — воскликнула Ольга Васильевна. — Сайбун хороший мальчик. И до недавнего времени я не меняла этого мнения. Но с некоторых пор, вы меня извините, Хадижа-Ханум, Сайбун очень изменился — не уважает старших, пререкается с ними; сейчас он способен поднять руку на слабого... Мне кажется, на него кто-то плохо влияет...
— Вы хотите сказать, что мы с мужем плохо его воспитываем?
— Нет! Нет! — запротестовала Ольга Васильевна. — Я говорю не о вас. Тут — я это чувствую — есть третий...
В комнате опять замолчали.
— Не знаю, что и сказать, — вздохнула Хадижа-Ханум.
— А что, если он попал в дурную среду? — неожиданно спросила Ольга Васильевна. — Что, если действительно есть человек, плохо влияющий на него? Что, если Сайбун скрывает это от вас?
— Я своего сына знаю! — В голосе Хадижи-Ха- нум чувствовалось раздражение. — И не жалуюсь на него. А ваши слова насчет дурной среды и какого-то человека, который плохо на Сайбуна влияет, я и слушать не хочу!
— Дорогая Хадижа-Ханум, я понимаю, вы любите Сайбуна, и ваше стремление видеть в нем только хорошее понятно. — Ольга Васильевна говорила тихо и мягко. — Но Сайбун у меня в классе не один. Их тридцать пять таких, как Сайбун. И значит, я имею больше возможностей для сравнения, для оценки того, кто из ребят растет и развивается правильно, а кто неправильно. У Сайбуна переходный возраст. Характер у него только складывается. И сейчас особенно важно, чтобы он не свернул правильного пути, не оступился...