Раннее
Шрифт:
– А вы погодьте, погодьте, – притормозил его я. – Не перебивайте, когда старшие говорят. Вот, – я нарисовал в одном углу губернии пятиконечную звёздочку, – тута были мы, а тута, – в другом углу я нарисовал череп и два скрещённых карандаша, – они, паскуды вонючие.
– Послушайте… – он снова попытался меня остановить.
– Замолчи! – приказал я. – Ты шо, за них, что ли? За этих гадов?
Он вздохнул:
– Бог с вами, рассказывайте. Посмотрим, как это отразится на вашей оценке.
Я
– Да… А тут – наши танки и конница. И когда имам призвал нас к атаке, закричав: "Рубай их в песи!", мы их ка-ак бабахнули лазерным бластером…
– А они? – поинтересовался экзаменатор.
– А чего они? Их бронепоезд сразу в пике ушёл и – бултых! – в Аральское море. Пытались они из гарпунной пушки отстреливаться, но куда там – против нашей-то фаланги…
Он снял очки и наконец вымолвил первую свою осмысленную фразу:
– Мне кажется, что вы не студент.
– Я студент, – ответил я. – Только бывший.
– И чего же вы хотите? Пришли покривляться?
– Я поговорить хочу.
– Вы же видите, что я занят. Вся эта аудитория ждёт, когда я приму у неё экзамен.
– Я займу только пару минут. Знаете, как вы догадались, что я не студент?
– Я сообразил, что в вашем возрасте…
– Ну нет. Чего в жизни не бывает. Вы просто поняли, что я вас не боюсь. Они – студенты – вас боятся, потому что в некоторой степени от вас зависят, а я нет. Я не в вашей власти.
– У меня нет времени…
– У вас ещё лет двадцать, если не будете злоупотреблять сигаретами. Так вот, послушайте: я пришёл потому, что хочу хоть немного помочь тем, кто сидит в этой аудитории. Вы не представляете, что делаете с их психикой. Их мышление меняется каждую секунду, и с каждой секундой они становятся хуже, слабее и бесчеловечнее.
– О чём вы?
– Они не должны чувствовать неудобства, а человек неизбежно чувствует его, если общается с кем-то не на равных. Вы не должны властвовать над ними, иначе они потеряют маленькую, но важную частицу себя…
– Ну вот что, – процедил он, внезапно перебив меня. – Вы неправы. Как я заставлю всю эту массу народа выучить то, что им полагается знать? Если они будут присутствовать на занятиях и делать то, что им положено, они сдадут экзамен без труда. Думаете, кто-то будет что-то учить, если этих экзаменов не станет?
– Думаю, да, – ответил я. – Потому что человек, которому нужны
эти знания – а таких в аудитории немного – поймёт, что они ему нужны.
– Странная у вас теория…
– Разрешите, я приму у кого-нибудь экзамен?
– А вы ещё не забыли комплексный анализ?
– Это совершенно неважно.
Я раскрыл зачётку, которую держал в руках, и громко произнёс в сторону
– Я бы хотел увидеть господина Дуброва.
Один из студентов встал:
– Вы Дубров? – уточнил я. – Вы не будете так любезны подойти ко мне?
– Кхм, – сказал студент. – Я, собственно, ещё не готов.
– Ничего. Я думаю, это не станет препятствием для нашей беседы.
Дубров вздохнул и поплёлся ко мне, огибая ряды сидений.
– Билет семнадцатый, – сказал он.
– Я знаю, – кивнул я. – Теорема единственности.
– Да. Пусть у нас есть функция…
– Постойте. Функция тут ни при чём. Назовите мне фамилии пяти русских писателей – лауреатов Нобелевской премии.
– А какое это имеет отношение…
– Никакого. Мне просто интересно.
– Ну, Бунин, Пастернак, Шолохов… Нет, других не помню.
– Три из пяти. Считайте, что тройку вы уже заработали. Но вам же не хочется, чтобы я поставил вам "удовлетворительно"?
– Честно говоря, нет.
– А как вы полагаете, вы хороший человек?
– Думаю, да.
– Тогда вам можно поставить "хорошо". Но, быть может, мы попытаемся дойти до пятёрки? Или вы имеете что-то против?
– Нет. Я – не имею.
– Прекрасно, – я достал из внутреннего кармана пиджака две авторучки – черную и белую. – Чем отличаются эти ручки?
– Простите? – он не понял, чего я от него хочу.
– Они похожи, не так ли? В чем заключается основная разница между этими авторучками?
– Ну… Одна чёрная, а другая белая.
– Значит, вы отличаете чёрный цвет от белого. Мне кажется, вы заслуживаете оценки "отлично".
Я поставил в зачётку "отл" и пододвинул её к экзаменатору, который изучал меня со скучающим выражением лица:
– Подпишите.
– Нет, – ответил он. – Не подпишу. Все, что вы здесь… продемонстрировали – это, простите, ерунда.
– Ерунда? – удивился я. – Так вы считаете, что этот культурный молодой господин, который является хорошим человеком, и, кроме того, всегда может отличить черное от белого, не заслуживает поощрения? Да какое там поощрение – всего лишь сомнительная закорючка, которую вам ничего не стоит поставить.
Он подписал, хотя и изобразил явное неудовольствие.
Студент Дубров был счастлив. И мне хотелось верить, что он не воспримет сегодняшний экзамен как простое везение, чтобы в следующий раз снова понадеяться на удачу. Я думал, что отныне в нём будет жить маленькое воспоминание, вселяющее в него надежду. Надежду на то, что мир – это сияющая сказка, а не борьба за место под Солнцем. Надежду, которая угасла во мне вместе с верой в то, что затеянная мной жестокая игра когда-нибудь закончится.