Ранний свет зимою
Шрифт:
В начале зимы Егор Косых привел четырех своих товарищей-солдат в место, называемое Сухотиной могилой. Четверо солдат, неловких, молчаливых, в первый раз в жизни слушали запрещенные речи. Им хотелось обо всем расспросить человека, который, по всему видно, желал им добра. Хотелось рассказать ему побольше, но он и сам знал, как тяжела солдатская жизнь. Найдется ли другое место на свете, где возможны такие надругательства над человеком, как в казарме! Из солдата холуя делают. Вон капитан Шабров солдата в кучерский кафтан вырядил и посадил на свой собственный тарантас.
— У
— А мало нашего брата в няньках-то, пеленки стирает?
— Даже деньги на солдата отпускают «кормовые», как на скотину.
— Возят в «скотских» вагонах!
— И за каждую промашку под ранец, под ружье, в карцер, под арест, без отлучек!
Обида за обидой падают, как тяжелые дождевые капли перед грозой.
…Сумерки кладут длинные тени на свинцовую рябь Ингоды. Пустынно вокруг. И Миней горячо говорит:
— Вы, солдаты, неужели пойдете против народа?
— А присяга?
— Прислушайтесь к голосу совести, она вам скажет: вы присягали России, отечеству, а не Николаю Романову. Разве мы против России идем?.. Мы хотим родину нашу видеть свободной, сильной, матерью народам, а не мачехой.
Глава VII
РАЗНОГЛАСИЯ
Кеша вздохнул полной грудью, поймал на лету осиновый лист, поглядел на свет: листок был желт и тонок, словно он износился за долгое жаркое лето.
«Осенняя пора, очей очарованье…» — проговорил Кеша негромко и оглянулся.
Его смущал коренастый парень, тяжело ступавший за ним по кирпичам, набросанным прямо в грязь посреди двора. Кто бы это мог быть? Почему Миней велел привести его на квартиру? Кеша немного ревновал друга к новым людям.
Миней недавно переселился сюда из соображений конспирации. В углу пустынного грязного двора стояла изба, служившая когда-то кухней хозяевам. Несколько лет назад хозяин, картузный мастер, занимал весь домик, выходящий тремя окнами на улицу. Но дела его пошатнулись с тех пор, как в городе открылась мастерская головных уборов под вывеской «Модный шик». Владелец ее, приезжий с запада, носил светлые жилетки, жена его называла себя «варшавской модисткой». Картузный мастер некоторое время еще держался на старых заказах, но «Модный шик» выписывал фетр из Иркутска и ставил цены вдвое ниже. Мастер распродал остатки товара и поступил продавцом в магазин Зензинова. А жена его пустила квартирантов в одну из двух комнат дома и в бывшую кухню во дворе. В комнате поселился околоточный надзиратель Стуколов.
И хозяева и жилец были очень довольны, что избу во дворе снял непьющий образованный молодой человек, аптекарский помощник.
Квартира в «тылу» у околоточного Стуколова устраивала Минея и его друзей. Тут можно было не опасаться облав и всяких случайностей. На окраинах города то и дело шли повальные обыски: искали беглых каторжных, торговцев контрабандным опиумом, казначея, опустошившего денежный ящик…
Эту удобную квартиру порекомендовал Минею Иван Иванович Бочаров.
— Пригнитесь,
Они очутились в просторной избе с русской печью. На лежанке в беспорядке теснились книги. Они были сложены столбиками прямо на полу. Тут же лежали большие альбомы, гербарии. На стенах между пейзажами маслом и акварелью висела раскрашенная схема водных путей Сибири и карта распространения лечебных растений Забайкалья с обозначением классов, родов и видов по Линнею.
С тех пор как Митя побывал в аптеке Городецкого, он чувствовал себя стесненно. В длинноволосом молодом человеке в пенсне он узнал «ревизора», приезжавшего на участок во время забастовки.
Перед ним, конечно, был опытный революционер. А что он, Митя? Если бы не Зюкин, так и прожил бы свой век, как в лесу!
Митя не хотел, чтобы об этом догадывались. И потому он старался держаться развязно, говорить небрежно и даже чуть-чуть иронически. Ему хотелось казаться бывалым забастовщиком, человеком, видавшим виды. Занятие, которому предавался хозяин, несколько сбило его с этого тона.
Миней сидел за простым некрашеным столом, а на столе перед ним молодой пушистый котик-«сибиряк» лакал из блюдечка молоко.
— Ты все еще с ним возишься? — спросил удивленно Кеша.
— «Блажен, иже и скоты милует», — вставил Митя.
— Я не милую, я его учу, — ответил Миней, здороваясь с гостями.
— Он учит его пить молоко! — воскликнул Кеша.
— А вот смотрите! — Миней отодвинул блюдечко от кота и подставил ему линейку.
Кот перепрыгнул, вытягивая шею, точно скаковая лошадь, берущая барьер.
— Голос! — крикнул Миней.
Кот открыл розовую пасть с мелкими зубками и пискнул.
— Здорово! — искренне удивился Митя.
— Хорошо, что пришли, — сказал Миней. — Давно поджидаю вас. Федор Акимович передал мне, что вы обязательно должны появиться.
— Вы имеете известия от Федора Акимовича? — Митя покраснел от неожиданности.
Он сразу же почувствовал симпатию к Минею и за это сообщение и за дружеский тон.
Митя готов был забросать Минея вопросами, но постеснялся: что подумают о нем, где же конспирация? Столько месяцев прошло с того дня, как они простились с Зюкиным на этапном дворе. Все было как сон: забастовка, арест, недолгая их дружба!..
Но Миней сам сказал:
— Федор Акимович бежал с этапа…
Митя глубоко вздохнул, и Миней, должно быть, понял его волнение. Видно, ему хотелось сказать Мите что-нибудь приятное.
— Это хорошо, что вы наконец объявились! — повторил он, не найдя других слов.
Митя объяснил, что раньше ему никак нельзя было уйти из-под надзора. Пристав попался редкий — не брал взяток. А когда его сменили, все сразу и устроилось…
За окнами темнело. Миней зажег керосиновую лампу, поставил на середину стола. Теперь Митя хорошо разглядел его лицо. Оно было красиво, дышало дружелюбием, веселые морщинки побежали от губ, когда он «фукнул» на котика, снова вспрыгнувшего на стол.