Ранний восход
Шрифт:
— Ей пионерское поручение дали — выпустить стенгазету. Она редактор. А девочка, которая оформляет, заболела. Теперь хватились, а уже поздно. Сидит, чуть не плачет. Из журналов картинки наклеивает. Только ничего у нее не получается совсем.
Не хотелось Коле напоминать всем о том, что он тут смог бы пригодиться. Всегда стеснялся он лезть без нужды на глаза людям. Обнаруживать кое-какое свое умение следовало лишь непосредственно в самой работе, и только там. Но он живо себе представил, как сидит сейчас Кира одна дома и мучается, не зная, что ей делать, а завтра ей еще попадет по пионерской линии. И он сказал:
— Может быть, надо
— А ты разве сумеешь?
— Го! — воскликнул Женьча. — Вопрос! Я ж говорил вам, он у нас без пяти минут Репин.
— Да ну, глупости! — пробормотал Коля. — Брось ты, Женьча, в самом деле! Знаешь, что не люблю я.
— А ты правда хорошо рисуешь, Коля? — спросила Надя.
— Ну, какое там хорошо! Рисую так себе, учусь. Но если Кире надо, давайте попробую.
Через пять минут Надя торжественно вводила обоих приятелей к себе в квартиру.
— Мамочка, это вот те самые мальчики, с которыми мы познакомились. Это Женьча, а это Коля. Он хорошо рисует и хочет помочь Кире.
Вся в красках и в клейстере, сидела за столом несчастная Кира. Вокруг нее валялись вороха искромсанных журналов, разорванные картинки. На столе уже чернело зловещее пятно от недавно пролитой туши. А рука, которую протянула Кира здороваясь, была какая-то липкая, заскорузлая.
— Ничегошеньки у меня абсолютно не выходит! — сообщила она друзьям упавшим голосом. — А Зина Стукова заболела, как назло…
Коля окинул стол и всех окружающих взором хирурга, приглашенного к постели безнадежного больного.
— Так, — сказал он, изо всех сил стараясь не краснеть, хотя уголком глаза видел, что все, в том числе и мама-Суздальцева, смотрят на него с великими чаяниями. — Значит, размер мы имеем — два листа. Краски у тебя есть, Кира? Покажи… Так, достаточно. Заголовки у вас все рисованные или часть только шрифтом?
Ему отвечали все очень почтительно. Он чувствовал, что произвел впечатление человека знающего, хорошо в деле разбирающегося.
— Это у тебя тут что, цветок был нарисован? — спросил он Киру.
— Нет, это пионерский костер, — призналась она.
— Гм!.. Пламя, конечно, не вполне удалось передать. Знаешь, Кира, мы лучше заклеим его чистой бумажкой, а на ней я, может быть, попробую нарисовать то, что ты хотела. Ладно? А клейстер совсем засох… Женьча, пойди с Надей и помоги ей разогреть. Тут дела-то уж не так много.
— Ой, проберут меня завтра на линейке! — вздыхала Кира.
Она смотрела на него с такой надеждой на спасение, что ему захотелось как можно скорее утешить ее, подбодрить:
— Ничего, не проберут, посмотрим еще! Ты, главное, не огорчайся заранее.
— Ведь тебе, наверно, некогда, тебе заниматься пора?..
— Ну, это уж там мое дело. И, кроме того, у меня только два примера еще не решенные, а остальное все сделано.
И Коля принялся за дело. Сначала его немножко стесняло, что Кира смотрит через плечо, хотя и отворачивается все время, делая вид, что не собирается «глядеть под руку». Но потом Колей постепенно овладело то состояние, которое находило на него, когда он принимался рисовать что-нибудь очень для него важное и дорогое. И он забыл уже о том, где он рисует и для кого. Замыслы, один другого интереснее, всплывали у него в голове, и он уже хорошо представил себе, какой общий вид должна иметь стенная газета, лежащая сейчас перед ним еще в форме двух склеенных белых листов ватмана. Вдруг почему-то вспомнились слова вожатого Юры о язычке великого пламени, о нерушимом
Зато когда он вдруг выпрямился и позволил всем стоявшим поодаль от него и не рисковавшим приблизиться подойти к столу, общий вздох восторга и изумления пронесся по комнате. Какая это была красота! Название газеты «Пионерская ракета» Коля нарисовал на фоне ночного московского неба, где над звездными башнями Кремля серебристые лучи прожекторов и трассирующие цветные ракеты составляли буквы. На том месте, где был еще недавно рисунок Киры, принятый Колей за розу, сейчас действительно пылал костер. Из пламени его летели искры, превращаясь в звезды и в цветные гроздья ракет. Вдоль нижней кромки газеты шли силуэтом крыши, над которыми взлетали вертикально вверх синие, зеленые, оранжевые, красные ракеты, образуя границы между столбцами газеты, куда теперь оставалось лишь вклеить полоски текста.
Кира стояла, стиснув обоими кулачками подбородок:
— Ой, Коля, я никогда даже не думала… Ведь это же… Ой, Коля!
Больше она ничего не могла прибавить. Прибежала мама, а потом еще кто-то из домашних. И все дивились и ахали, посматривая то на чудесно разукрашенную газету, то на очень румяного, голубоглазого и белобрысого паренька, который в замешательстве неловко болтал кисточкой в склянке с мутной бурой жидкостью.
Торжествовал больше всех Женьча. Он победоносно оглядывал Киру, Надю, их мать, всех домашних: «Что, мол, говорил я вам…»
Коля вымыл кисточки, сказал Кире:
— Пусть просохнет немножко. А мне пора.
Кира нагнала его в передней, где он надевал пальтишко, крепко обеими руками стиснула ему запачканные красками пальцы:
— Мне даже как-то совестно, Коля. Я не знала, что ты так рисуешь! Я бы никогда в жизни не согласилась… Ведь ты же просто…
— Ну, вот еще, ерунда какая, стоит разговаривать! — отвечал Коля. — Надо ж тебе было помочь. Ты только наклей статьи аккуратно по столбикам… И потом, пожалуйста, я тебя прошу… И Наде скажи… Вы не говорите вашим девчонкам, что это я. Хорошо?
Она только кивнула понимающе, не сводя с него глаз.
И он пошел домой с Женьчей, очень счастливый, немножко гордый и в то же время чуточку смущенный… Эка, смотри: явился, намалевал, накатал, всех удивил… Вот Викторину это бы подошло. Ему бы только покрасоваться шикарно. А у Коли шевелилось в душе какое-то неловкое чувство. Уж больно лихо все это вышло.
ГЛАВА 3
Химия салютных огней
Только чувство общественности дает силу художнику и удесятеряет его силы. Только умственная атмосфера, родная ему и здоровая для него, может поднять личность для пафоса и высокого настроения…