Ранняя печаль
Шрифт:
"Жемчужина" перенесла и стихию ремонта: нежно-коралловая раковина теперь тускло темнела непонятной коричневой краской, освещение, задуманное как интересное архитектурное решение, исчезло -- наверное, во время кампании по экономии энергии. Исчезли мороженое и вода, вместо них бойко торговали дорогими коктейлями и коньяком на разлив.
Стол, за которым обычно собиралась их компания, оказался свободен, и Рушан, заняв свое привычное место, огляделся. Посетителей по-прежнему было много -- кафе, при всех издержках, пользовалось большой популярностью.
И вдруг Рушан увидел то, что наверняка
Оркестр наигрывал бодрые, жизнерадостные ритмы; музыка, пропущенная через мощные усилители, оглушала даже в таком огромном и свободном пространстве, как "Жемчужина". Глория словно предвидела и этот электронный взлет музыки.
Заказы оркестру сыпались со всех сторон, что не было принято в их время. Купюры немалого достоинства, не таясь и даже с вызывающим шиком, передавались в оркестр, и на весь зал разносилось: "Для нашего дорогого друга Ахмета исполняется..." -- какой-то Ахмет в этот вечер гулял широко.
Оркестр, щедро финансируемый неизвестным Ахметом, не умолкал ни на минуту, и во всех четырех секторах азартно отплясывала молодежь. Когда толпа танцующих на время редела и яркий свет уцелевших мощных юпитеров попадал на цветы в танцевальном круге, словно золотое сияние возникало вокруг, -- так они отшлифовались сотнями танцующих ног, цветы Глории.
Вскоре ему за стол подсадили компанию молодых людей, отмечавших экспромтом день рождения девушки. Рушану показалось, что он даже видел ее где-то на стройке. Гостеприимство, общительность -- та прекрасная черта характера, которую если и не имел, то непременно приобретешь на Востоке, и через пять минут Рушан уже поднимал бокал за здоровье именинницы.
Прозвучал какой-то очередной, особенно изысканный музыкальный заказ Ахмета, и молодые люди сорвались из-за стола. Напротив него осталась сидеть невзрачная девушка, всем видом выказывавшая желание потанцевать, и Рушану ничего не оставалось, как пригласить ее.
Танцуя, Рушан невольно смотрел себе под ноги, и девушка спросила, не потерял ли он чего.
– - Не кажется ли вам этот цветок странным?
– спросил он.
– - Да, пожалуй, в нем есть какая-то тайна, -- ответила партнерша, вглядевшись.
– - А вы внимательнее посмотрите...
– - Кажется, вот эти линии цветка напоминают сплетенные буквы -- "Г" и "К". Да, я отчетливо вижу эти буквы. Вам они что-нибудь напоминают, или эти буквы о чем-то говорят?
– - спросила она тревожно.
– - Вы так взволнованны...
– - Нет, просто я тоже разглядел монограмму. Наверное,
Возвращаясь давним маршрутом от "Жемчужины" к дому, Рушан мысленно прощался с Заркентом -- он твердо решил вернуться в Ташкент, город своей молодости, где он начал постигать строительное мастерство, где у него было тогда немало друзей -- от балетмейстера до аптекаря...
XXXXV
Шло время, а от Глории не было никаких вестей. Временами Рушана охватывала страшная тоска по ней и он вновь лихорадочно пускался на ее поиски: писал письма, слал телеграммы, обзванивал знакомых. Он специально выписал журнал "Архитектура" и внимательно одолевал статью за статьей, надеясь: вдруг где-нибудь всплывет ее имя. Но все труды оказывались напрасными.
А однажды, когда близился его первый отпуск после переезда в Ташкент, ему приснилось море, Гагры и прежние счастливые дни с Глорией. Весь день он вспоминал прекрасный сон, где Зураб Каргаретели настойчиво приглашал его приехать в Пицунду, посмотреть воплощенные в жизнь проекты, и, загадочно улыбаясь, обещал к тому же приятный сюрприз.
Как утопающий хватается за соломинку, Рушан уцепился за идею, становившуюся навязчивой: а что, если это вещий сон, судьба? Хоть к гадалке беги...
Промаявшись неделю, он решил ехать к морю: и отдохнуть не мешало, а главное, в нем поселилась надежда -- а вдруг...
Прилетел он в Адлер утром. Несмотря на ранний час, здесь царило оживление. Загорелые, отдохнувшие курортники не без грусти покидали Черноморское побережье, а вновь прибывшие выделялись не только отсутствием морского загара, но, прежде всего, азартом, нетерпением -- скорее бы добраться к месту отдыха, к морю.
Толпа таких нетерпеливых и внесла Дасаева в первый автобус, следующий в Гагры.
Города в наши дни стремительно меняют облик, преображаясь до неузнаваемости, и только маленькие курортные городки, определившие свой стиль, свое лицо в давние-давние времена, не поддаются напору лет, разве что каждый новый жизненный период оставляет на них свои косметические следы: духаны начинают называть чайханами, чайханы -- закусочными, закусочные --кафе, кафе -- барами, бары -- дискотеками, и так до бесконечности, а суть остается одна и та же...
И может быть, прелесть этих городков именно в том, что, меняя косметику от сезона к сезону, они всегда остаются самими собой, храня старые тайны в тени кипарисов, в тишине гротов, на узких горных тропинках, на шумных галечных пляжах. Не стоит верить, если кто-то скажет, что море давно слизало ваши следы, а эхо разнесло по горам ваш счастливый смех, -- вернитесь, и вы поймете: все осталось точно таким, каким вы покинули его вчера, позавчера, много лет назад... Надо только вернуться!
Рушану тоже все показалось прежним, хотя он не мог не заметить: появилось немало новых торговых точек -- лавок, лавочек, множество иных заведений, -- но они могли и исчезнуть так же незаметно, как возникли. Хотя забегаловки эти и выглядели привлекательно, подобающе известному курортному городу, но все же опытный глаз строителя без труда подмечал временный характер всех сооружений -- стоит подуть иному ветру, и от них не останется следа...