«Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник

Лысев Александр Владимирович

Спустя четверть часа на пороге кабинета возник вызванный Бродовым конвойный.

— Заводи! — кивнул ему Бродов. И, поставив второй стул напротив Земцова, проговорил: — Можете пообщаться наедине.

Только лишь слышимая Земцовым из камеры канонада за стеной сейчас значительно усилилась. От нескольких глухих отдаленных, но мощных взрывов слегка задребезжали стекла на забранном решеткой окне. Бродов озабоченно посмотрел на часы:

— Больше десяти минут дать вам, увы, не могу.

И быстрым шагом вышел в коридор. В кабинет втолкнули человека в черном зэковском ватнике. Усадив его на стул перед Земцовым, конвойный отошел к двери и замер, приставив винтовку к ноге. Заключенный поднял на Земцова

изборожденное глубокими морщинами лицо. Выглядел он лет на шестьдесят, худой, с ежиком абсолютно седых волос на голове, с седой щетиной на впалых щеках. Закашлялся, прикрываясь скрюченными артритными пальцами, и наконец, сосредоточив на Земцове выцветший взгляд потухших глаз, попытался усмехнуться и прошамкал беззубым ртом:

— Она жива, Саша.

Перед Земцовым сидел Борис Холодовский.

…В тот раз они шли вдвоем. «Окно» на финской границе миновали благополучно. Добраться привычным маршрутом до Ленинграда не составило труда. Земцов ходил через кордон уже пятый раз. Четыре раза ему удавалось побывать в Гатчине, встретиться с женой и сыном. Разумеется, не привлекая к ним внимания. Во второй его визит Ольга рассказала об аресте Федота Никифоровича Коломейцева. Переданные в следующий приход Земцовым через нее деньги тогда очень помогли семье бывшего фельдфебеля. В свои дела и Ольгу, и Коломейцева Земцов с момента своего самого первого появления решительным образом посвящать отказался. Они обсудили вариант покинуть Советскую Россию, на что Ольга ответила, что сделает это только в самом крайнем случае.

— Чем больше нас останется здесь, тем больше потом будет шансов у них, — кивнув в сторону спящего за занавеской сына, произнесла тогда она, и Земцова опять обжег так хорошо знакомый пронзительный взгляд серо-желтых глаз.

Собственно, в Гатчине у него дел и не было. Работа «Боевой организации», созданной на тот момент руководителем Русского Общевоинского союза за границей Александром Павловичем Кутеповым, протекала главным образом в более крупных городах на территории Союза. В «Боевой организации» белому генералу Кутепову удалось сплотить вокруг себя тех, кто считал, что активная борьба против большевиков не должна прекращаться ни при каких условиях. В числе тех, кто думал так, оказались и русские офицеры Земцов с Холодовским. Летом 1927 года они пересекли советско-финскую границу по реке Сестре, прикрывая группу бывшего артиллерийского офицера-марковца Ларионова. Ларионову удалось сделать одно из самых, пожалуй, громких заявлений о существовании белого подполья — в центре северной столицы, на набережной Мойки прямо во время заседания коммунистов забросали гранатами в здании «Агитпропагандного Отдела Ленинградской Коммуны». Группа Ларионова благополучно вернулась на территорию Финляндии. Чекисты переполошились. Тем более что подобные акции с разной степенью успешности прокатились по всей стране. Активизировала свою работу красная контрразведка. В 1930 году в Париже был похищен и бесследно исчез генерал Кутепов. В начале 1930-х рейды на советскую территорию практически прекратились. Тот их переход с Холодовским весной 1934-го успехом не увенчался — они пробыли в Ленинграде несколько дней, но на связь с ними так никто и не вышел. Перед уходом Земцов не мог не побывать в Гатчине. Ольга сообщила, что лечившаяся у нее в больнице жена одного из сотрудников местного НКВД каким-то образом узнала о готовящихся повторных арестах всех тех, кто когда-то служил в белой армии, даже в качестве медицинского персонала.

— Вас посадят, а сына отправят в детский дом, — сказала та женщина, которая была обязана Ольге жизнью и здоровьем. — Если можете — бегите.

Сборы были недолгими. На рассвете они вчетвером — Земцов, Холодовский и Ольга с Сережей — уже были в Ленинграде. Последовавшим затем погожим майским воскресным

днем в поезде на Белоостров они изображали беззаботную компанию отдыхающих. Все шло гладко. Выйдя на одной из станций, они углубились знакомым Земцову маршрутом в лес. По всем расчетам пограничного наряда там в это время не должно было быть. Но он оказался. Холодовский что-то весело рассказывал задержавшим их солдатам про якобы традиционный пикник, стараясь занять позицию между ними и Земцовыми.

— Ну в самом деле, товарищи, мы тут с женщинами, с детьми… — без умолку болтал бывший улан, давая своим спутникам уходить по тропинке дальше.

— А ну стоять всем! — рявкнул наконец растерявшийся было поначалу начальник патруля. — Руки!

— Бегите! — отчаянно закричал Борис, выхватывая из-за борта пиджака револьвер.

Начальника патруля Холодовский выстрелом уложил на месте. Остальные пограничники шарахнулись от него в сторону. Четверо беглецов со всех ног припустили по тропинке. Однако вскоре по ним сзади ударил ручной пулемет. Борис и Ольга упали одновременно. Земцов метнулся назад, но под его ногами вздыбила лесную землю пулеметная очередь.

— Ложись! — крикнул Сереже, оказавшемуся рядом с ним, пряча его голову за корни вывороченной ураганом сосны.

Сам шлепнулся на землю, перекатился, снова попытался подняться, отчаянно высматривая, что с женой. Пулемет продолжал стрелять. Земцову обожгло левое предплечье. Зажимая рану, приподнялся на локте и встретился глазами с Холодовским. До них с Ольгой было всего несколько шагов. Земцов дернулся навстречу, пулемет ударил снова. Он был вынужден залечь за небольшим замшелым валуном.

— Саша, ей не помочь, — прохрипел Холодовский. Окровавленными руками он перезаряжал револьвер.

Ольга лежала без движения лицом вниз, на спине ее светлого ситцевого платья расползались темные пятна. Гулко ударили револьверные выстрелы — раненый Холодовский несколько раз выстрелил в сторону пограничников.

— Уходи! — крикнул Земцову. — Ради мальчика. Она этого хотела.

Со звериным рыком Земцов, не глядя, высадил весь барабан своего револьвера в сторону ненавистного пулемета.

— Уходите, — откинувшись на спину, вытащил слабеющими руками из кармана гранату Холодовский.

Стиснув зубы, Земцов отползал к корням опрокинутого дерева. Вместе с Сережей они спрыгнули с обрыва вниз и скрылись в зарослях молодого сосняка. Взрыва гранаты позади так и не последовало. К вечеру в другом условленном месте их встретил знакомый проводник. Той же ночью они благополучно перешли границу, оказавшись на финской территории…

— Она жива, — повторил изменившийся за несколько лет до неузнаваемости бывший улан, сидевший теперь вместе с Земцовым в кабинете Бродова.

Он коротко рассказал сейчас старому другу, что тогда почти полгода провалялся в тюремной больнице после тяжелого ранения. А потом на допросе им устраивали очную ставку с Ольгой. Полученные ею в лесу раны по всем признакам были смертельными, ее, слабую, измученную, едва державшуюся на ногах, с трудом можно было узнать — но каким-то чудом она осталась жива. Последний раз Холодовский видел ее полгода назад, на пересылке. Она успела сказать ему, что ее выпускают. Вполне возможно, что встреча их состоялась неспроста, а была частью чекистского плана.

— Ведь я не смог тогда взорвать гранату, — виновато произнес Борис.

— И слава богу, — отозвался Земцов.

— Наверное, все-таки очень хотел жить. Больше не хочу…

— Ну, ротмистр… — попытался ободрить друга Земцов.

— Дослушай, Саша, — оборвал его Холодовский, и глаза его впервые за все время их разговора сверкнули прежним огнем. Сверкнули и погасли. — Нет больше ротмистра… Как ты думаешь, продержали бы меня в живых столько после всех наших похождений? Ведь я потом сотрудничал с ними…