Рантье
Шрифт:
– Вам кого?
– строго окликнула его из угла пожилая женщина в платочке.
– Я к отцу Сергию.
– А-а, - заулыбалась женщина, - раздевайтесь. Вот здесь вешалка для участников аукциона.
– Аукциона?
– переспросил Буряков, но быстро сориентировался. - Ах да, конечно!
Он тихо приоткрыл дверь, из-за которой доносились взрослые и детские голоса. В большом помещении, рядами были расставлены стулья, на них сидели десятка полтора мужчин и женщин и смотрели на детские поделки и рисунки, расставленные или развешанные
Детские работы представляла дородная женщина с пучком на голове, сразу видно, учительница. После этого из боковой двери выходил автор - раскрасневшийся взволнованный ребёнок и коротко что-то рассказывал. Это было так трогательно, что у Льва Михайловича сердце защемило. Потом объявлялся аукцион. Буряков подключился к торгам за небольшой рисунок голубя в рамке, сразив сразу же троекратной ценой, на него оглянулись некоторые присутствующие, но никакой неприязни или недоумения не проявили. Скоро Лев Михайлович освоился и уже не умолкал. Он выкупил восемь оставшихся к его приходу картин, три фигурки из пластилина и ещё несчетное количество всяких поделок из шишек, орехов и бумаги. К концу аукциона он стал неоспоримым победителем.
Мероприятие объявили закрытым. Буряков смотрел, как все уходят в соседнее помещение и не знал, что ему делать с кучей детских поделок. Его мучения прервала женщина с пучком, которая вела аукцион.
– Спасибо вам...
– она сделала красноречивую паузу.
– Лев Михайлович, - поторопился Буряков представиться и неожиданно покраснел. Женщина мило ему улыбнулась.
– Лев Михайлович, спасибо вам, вы идите вместе со всеми в столовую на трапезу, а ваши приобретения мы упакуем, вы потом заберёте.
В столовой за длинными столами с одной стороны расположились дети, с другой взрослые, и пили чай с булочками и конфетами. Батюшка сидел во главе стола и что-то говорил своей соседке - молодой статной женщине. Буряков с любопытством осматривался. Он словно попал в другое измерение и теперь с удивлением впитывал в себя новые впечатления грусти и нежности к этим обездоленным маленьким человечкам. "Как же я этого не знал прежде?!" - спрашивал себя Лев Михайлович, и не мог ответить.
Женщина справа на него внимания не обращала, сосредоточенно прихлёбывая чай вприкуску. Слева от него сидела сухонькая аккуратная старушка и безотрывно разглядывала его. Буряков несколько раз натыкался на её добрые глаза, погружённые в сеточку морщин, и чувствовал себя очень неловко. Наконец, не выдержал.
– Простите, - шепнул он ей, - вы так пристально на меня смотрите, я делаю что-то не так?
Старушка улыбнулась и покачала головой.
– Это вы извините. Уж вы так на моего сынка похожи, особенно в профиль, что не могу глаз отвести. Вот смотрю на
Буряков растерянно молчал, ему было жалко эту, видимо одинокую женщину, но что он мог сделать?
– Не беспокойтесь, - она дотронулась до его руки сухой горячей ладошкой в крупных венах, - я больше не буду смотреть.
– Простите, я не знал.
– Ничего, ничего, - успокоила она его, - это было очень давно, и так Господу было угодно.
Она хотела ещё что-то сказать, но в это время из-за стола поднялась соседка батюшки и громко обратилась к присутствующим.
– Прошу внимания!
И дети, и взрослые примолкли.
– Друзья, детки нашего приюта очень благодарны вам за помощь и участие. Спасибо всем!
– Женщина поклонилась, все захлопали, она улыбнулась и подняла руку.
– А теперь дети представят вам маленький концерт.
Буряков вглядывался в эту женщину и никак не мог понять, чем она отличается от остальных и не сразу понял, что на её лице нет ни грамма косметики. Он повернулся к старушке.
– Простите, это кто?
– Это Елена Ивановна, матушка.
– Матушка?
– недоумённо посмотрел на неё Буряков.
– Жена отца Сергия! Она этот приют пестует, а ведь у неё и своих пятеро!
– Старушка вдруг приподнялась на стуле.
– Вон, детки уже идут!
Она не сводила глаз с детей, Буряков явно перестал её интересовать, что его вполне устроило. В это время батюшка встал и тихо пошёл к двери, поманив за собой Бурякова. "Продолжайте, я скоро вернусь", - сказал священник всем и лучезарно улыбнулся. Он завёл Бурякова в небольшой кабинет и указал на стул.
– Спасибо, Лев Михайлович, за сострадание к детишкам.
– Батюшка!
– Буряков вскочил.
– Я ведь от чистого сердца, я и не знал, что....
– Садись, Лев, я видел, - прервал его отец Сергий, - у меня есть десять - пятнадцать минут, я готов тебя выслушать.
Буряков сел и сбивчиво рассказал о своих событиях, священник слушал и брови его то и дело приподнимались от удивления.
– Да уж, - покачал он головой, - никогда не угадаешь, как Господь управит. Так что же ты, Лев, хочешь от меня на этот раз, разве ты не получил того, в чём нуждался?
– Вы о визитах и звонках моих дочерей?
– И об этом тоже.
– Но они все хотят только одного - завещания.
– Ну, и дай им его, пусть успокоятся.
– Я боюсь, что после этого они вовсе забудут меня.
– Положись на Господа, - утешил его батюшка.
– Если забудут, то это их грех, а ты не ропщи.
– Отец Сергий прикрыл глаза и неслышно помолился.
– Ты на Бога надейся, он о тебе ещё позаботится.
– Он встал и перекрестил Бурякова, тот вскочил и в порыве вдруг поцеловал руку священника. Тот вновь его перекрестил.
– Всё будет хорошо, ты молись, в храм приходи. Ну, пошли, пора вернуться.