Раны Армении
Шрифт:
Поэтому персы, проходя по тем ущельям, не столько боялись грозных скал и бурных рек, сколько всяких щелей в скалах: ружейная пуля или тяжеловесная шашка храброго лорийца разили оттуда голову проходящего, как луковицу, а тело врага приносили в жертву родным ущельям.
Одно имя Овакима Меграбяна-Туманяна из Дсеха [118] заставляло трепетать камни. Он вырос в горах и ущельях, привык проливать кровь зверей и разбойников — кости его стали крепки. Двое мужчин не могли обхватить его, пять человек не могли скрутить одну его руку, голова у него никогда не болела. Ел он мед да масло, одевался в грубую шерстяную одежду, нога его всю жизнь ступала по цветам, по зеленым лужайкам. У горных ручьев, в лесу впервые открыл он глаза в своей колыбели. Что могло противостоять ему?
118
Стр. 146. …имя Овакима Меграбяна-Туманяна из Дсеха…—
Великан, не мужчина! Рост его был в четыре с половиной гяза, спина — шириной в полтора, грудь — твердая, как скала, рука — что столб, нога — что сук дубовый, шея — с целое древесное корневище. Лицо его сплошь заросло волосами; пониже лба тянулись в две пяди и ниспадали черные-расчерные брови, окаймлявшие орлиные очи и нос, как грозовая туча окаймляет ночные звезды. Нос и губы так густо обросли волосами, как глыба каменная — бурьяном либо кустарником.
У него было восемь братьев, один громадней другого. У каждого из них было по пять, по шесть сыновей; они не только всех сыновей поженили, но и внуки их уже выросли, на их глазах играли, ходили с ними в горы.
Более шестидесяти душ — невесток, зятьев, внуков, правнуков — выходило поутру из их дома и вечером, с наступлением темноты, засыпало под их кровом, — а столетний их родоначальник Меграб [119] , будто недавно еще вовсе был мальчиком, лихо закручивал усы, зачесывал бороду, заламывал папаху, плясал, когда все плясали, играл, когда играли, нередко отымал у кого-нибудь саз и сам начинал щипать струны, пел песни, как двадцатилетний, вскакивал на коня, обвешивался оружием или же в горах, в ущельях, холодною ночью, под кровом шатра, собрав вокруг себя всех своих семейных, рассказывал тысячу разных вещей — о своих подвигах, об отваге лорийцев, о старине, о лезгинах, о тюрках — и внушал им, что даже спящий должен держать шашку и ружье под подушкой, что и в могилу надо ложиться с шашкой на боку либо класть ее вместе с саваном в землю, дабы и камень бессмысленный знал, кто под ним погребен.
119
Стр. 147. Меграб— отец Овакима Туманяна (род. около 1740). — В 1811 и 1826 годах упоминается как староста села Дсех, смелый и бесстрашный человек. Жил почти 120 лет.
Этот Оваким купался однажды в реке. Вдруг видит — человек пятнадцать лезгин выходят из лесу. Он вылезает потихоньку из воды и, делая вид, что этих лезгин ровно ни во что не ставит, начинает себе одеваться. Лезгины обычно людей не убивают, предпочитают хватать живьем, чтобы потом продать. Как только подошли они ближе, наш великан закричал им, чтоб остановились, и говорит, что если пятнадцать человек скопом нападут на одного и схватят, это еще не подвиг, что если у них храброе сердце, — пускай станут по одну сторону, а он станет по другую, один, и ежели они одолеют, тогда пусть берут его и уводят.
Лезгины, чтоб себя не уронить, согласились. Миг — и Оваким, как лев, выстрелом из ружья уже свалил одного. Не полагаясь больше на пулю в такую жаркую минуту, он выхватил шашку и бросился прямо на врагов. Те повернули назад, и он четырнадцать из них прикончил — кого пулей убил, кого шашкой в куски искрошил.
Последний, пятнадцатый, как раб, пал перед ним на колени и подставил храбрецу голову. Этого он взял за руку, поднял и говорит ему:
— Дарую тебе жизнь. Ступай в свою страну и расскажи про все своему храброму народу — пускай знают, что не они одни умеют рубить шашкой, что в Лори, в селении Дсех — тысячи таких, как я, и что если они захотят, так вашу страну растопчут и с лица земли сотрут. Но только армяне исповедуют христову веру и считают это за грех, закон наш того не велит.
Когда, бывало, Оваким — этот бог дорийских ущелий, этот горный орел, этот лев лесной — гаркнет из-за скалы или нагрянет невзначай в поле, так у целой сотни врагов сразу душа в пятки уйдет и в глазах потемнеет.
Когда взгляд его из-под почерневших от солнца и дождя, закоптелых бровей падал вдруг на человека, тому казалось, что его поразила молния, что горы и ущелья на него обрушились, земля пошла кругом, — и стоял он перед Овакимом неподвижно, будто в камень превратился.
Сколько раз, бывало, этот великан, забрав с собою таких же, как он, храбрых молодцов, драконом день и ночь кружил по лорийским ущельям и горным вершинам, сбивал птиц в небесах, по конным следам носясь по ущельям, нагонял дичь: с десятью всадниками врежется в сотню верховых, и всех искрошит, — зато, когда проезжал он потом по тюркским кочевьям, никто не осмеливался даже глазом повести.
Таким вырос он сам, такими — и его товарищи. В каждом доме было по пяти, по шести мужчин, не считая стариков и детей. Нагорные зеленые луга, цветы, струящиеся по ущельям ручьи, пещеры — это все было их телом, их душой, их жизнью.
Не в теплой постели и не у бухарика, не в школе и не в церкви выросли они — сердце их не знало страха и слабости. Нередко засыпали они в горах пли на поле, а тут начинался дождь или град, так они даже головы
Их бухарик, их печь — посреди дома; с утра полыхают в ней два-три огромных наваленных друг на друга дерева, а хозяева, при открытой двери, частенько в одной рубашке и без шапки сидят кружком у огня, скатывают и пекут круглые хлебцы либо жарят мясо, едят и рассказывают всякие истории о своих ущельях, меж тем как сынок, обхватив руками шею отца, брат, обняв сестренку, уже улеглись кругом, как невинные ягнята, и сладко спят.
Когда наступало тревожное время, они укрывали свое имущество и семьи в такие скалы, куда и птица не осмелится подлететь. На высоте в добрых тысячу гязов они так свободно расхаживали по обрывам острых скал, при одном виде которых у человека в глазах темнеет, так прыгали с края одной скалы на другую, что всякий глядевший на них издали приходил в оцепенение, не мог на ногах стоять от страха и садился на землю.
Они загоняли табуны, крупный скот и овец в лес, а сами с ружьем на плече рыскали по горам и ущельям.
Ах, в каких местах они жили! — как было им поступать иначе, как не отличаться такой отвагой!
В самом деле, не в школе же они были, чтобы слушать мертвый, сухой, передаваемый слабым языком рассказ, — о том, мол, что у армян было когда-то свое царство, — ученик либо не верит, либо засыпает под такой бездушный рассказ учителя.
Здесь каждый камень для них книга, каждая скала — история, каждая древняя крепость, разрушенная часовня или церковь — живой учитель, — коими полны здесь горы и ущелья! Каждая могила, каждый памятник — живой для них свидетель и летописец. Лорийская неприступная твердыня, стены, храмы, палаты Санаинского и Ахпатского монастырей [120] — для них училище.
120
Стр. 149. Санаинский и Ахпатский монастыри— известные духовные центры средневековой Армении и замечательные архитектурные памятники. Санаин построен в 966 г., Ахпат — в 976 г. Сооружения сохранились до наших дней.
Правда, они грамоте не обучены, но в сердцах у них железом вырезано, что это те самые священные земли, те святые поля, где великий Шахиншах, Ашот Багратуни [121] , Смбат [122] … Захарий-спасалар [123] , предки Аргутинских-Долгоруких [124] , Иоанн Одзнийский-философ [125] , Иоанн Ерзынкаци [126] — взлетали, как орлы, и, как львы, рыкали, как огненные серафимы и херувимы, с мечом в руке одолевали здесь, на этой земле, Омара [127] , гуннов, Чингисхана, Тамерлана и тем на небе стяжали себе туберозу бессмертия, неувядаемый вовеки венец. Колени ныне живущих склоняются над их могилою, лица касаются святого их праха, ноги становятся на лица их, со слезами их смешиваем мы свои слезы, крепость нам дарующее семя из земли их вырастает, в могиле их лежат наши покойники.
121
…великий Шахиншах Ашот Багратини, Смбат… — Имеются в виду цари Ашот III и Смбат II.
122
В оригинале имеется пропуск, по всей вероятности, должно было быть — Мирозавоеватель (Ред.).
123
…Захарий-спасалар(ум. в 1212) — известный армянский военачальник и государственный деятель XII–XIII вв.
124
…предки Аргутинских-Долгоруких… —армянский княжеский род, потомки Захария-спасалара. Резиденцией их было село Санаин. Дал замечательных деятелей — генерала русской армии Мовсеса Аргутяна (ум. в 1855), архиепископа Овсепа Аргутяна (Иосиф Аргутинский, 1743–1801), защитника дела освобождения Армении с помощью России и большого патриота, одного из авторов армяно-русского договора (1783 г.) и др.
125
…Иоанн Одзнийский… — армянский писатель и философ, в 717–728 гг. был католикосом (ум. в 728 г.). Оставил ряд философских и догматических сочинений. Редактировал армянскую книгу «Собрание канонов».
126
Иоанн Ерзынкаци —армянский мыслитель и поэт, известен также под именем Ованес Плуз (ум. в 1293 г.). По преданию, якобы его проклятие погубило город Ани.
127
Омар— преемник Магомета, халиф Умар ибн ал-Хаттаб (634–644), основатель арабского государства.