Раны и шишки
Шрифт:
– Игэн, мальчик мой, как я рада снова вас видеть!
Он строго, почти со злостью посмотрел на старую женщину, фигура которой с возрастом становилась все больше похожей на мужскую. Время стерло с нее все то, что называется женскими прелестями, и теперь спереди она стала похожа на доску. О'Мирей, испытывая некоторый стыд от такого сравнения, подумал, что Нора Нивз стала похожа на огородное пугало с материнской теплотой в глазах. Но как она может говорить о радости
– Входите, маленький мой… Говорите, почему вы так плачете? От радости или от горя?
От радости?!… От такого чудовищного эгоизма у Игэна вырвался бесконечно горестный стон. Она с беспокойством стала осматривать его.
– Мальчик мой, с вами случилась какая-то неприятность?
Нет! Не может быть, чтобы она стала так бесчувственна к человеческому горю! Он взял ее за руку и дрожащим голосом попросил:
– Мамми… Скажите мне правду!… Я обещаю крепиться… Я буду крепиться изо всех сил…
Норой овладело смущение.
– Маленький мой!… Вы… Вы уже все знаете?
– Да… Я догадывался…
– Мне жаль вас, дитя мое… От всего сердца…
– Почему мне не сообщили?
– Никто не решался… Мы с вашим дядюшкой плохие писатели… А это такой деликатный вопрос…
– Но разве Кэт не могла…
– Я просила ее, но она не захотела, чтобы вы получили такой жестокий удар от ее руки… Кажется, она любит вас так же сильно, как и прежде…
От этих слов Игэн пришел в шоковое состояние. Петси едва только успела отойти в мир иной, а ему уже пытались навязать Кэт взамен! Это было до крайности отвратительно! Он сделал попытку спросить как можно суше:
– Давно… Давно это… Это случилось?
– Думаю, пять или шесть месяцев тому назад.
– А я узнал только теперь!
– Игэн, от этого ничего бы не изменилось.
– Конечно, по если бы я был здесь, рядом, ей было бы легче уйти…
У Норы Нивз вдруг отвисла челюсть и, судя по внешним проявлениям, она пришла в неописуемое волнение. Ей с трудом удалось овладеть собой и она, задыхаясь, сказала:
– Игэн О'Мирей… Вам должно быть стыдно!… Неужели вы научились всему этому в Канаде?
Появление дяди Дулинга на пороге кабинета избавило племянника от ответа.
– Игэн! Что-то вы не торопились! Идите, скорее обнимите своего дядю, если еще не совсем его забыли!
О'Мирей пожалел, что не смог броситься дяде на шею, но его остановили перемены, произошедшие с доктором, поразившие его настолько, что он не сумел скрыть своих чувств. Доктор Дулинг ужасно похудел, и от его прежних габаритов остался один живот, такой огромный, что невольно напрашивалось сравнение с женщиной, которая вот-вот должна разродиться. Изумление племянника не скрылось от глаз Оуэна.
– Ну что, сильно я изменился?
Игэн совершенно потерял дар речи, ибо с этого момента он понял, что дни дядюшки сочтены. Жидкость, наполнившая брюшную полость, говорила молодому доктору о том, что цирроз
– Не нужно так удивляться, Игэн… Я прекрасно понимаю, в каком состоянии нахожусь, и как раз поэтому хотел, чтобы вы поскорее приехали… Вам очень скоро придется занять мое место, слышите, племянник?… Очень скоро… Пройдемте в мой кабинет и немного поболтаем… Приготовьте нам, пожалуйста, хороший обед, Нора.
Гувернантка отвернулась, не говоря ни слова, она тоже заплакала. Сознание приближающейся смерти дяди Оуэна опять вернуло О'Мирея к его горю по поводу безвременной кончины Петси. Если так будет продолжаться и дальше, все те, кого он так любит, скоро окажутся на кладбище!
– Дядя… Нора мне сказала… О Петси… Почему вы не сообщили мне правду?
– Я опасался, что вы можете пасть духом, а там, где вы были, я знаю, этого нельзя было допустить… И потом, мой мальчик, чем больше вы взрослеете, чем больше становитесь похожи на свою мать и мою сестру, и мне показалось, что в романтическом порыве вы стали испытывать неосознанное желание страдать; короче говоря, я стал опасаться, что в порыве необдуманных чувств вы можете отказаться от главного: например, от своей цели… Не обижайтесь на меня, если я ошибся.
– Она очень мучилась?
– Кто?
– Петси!
– Честное слово, не ожидал от вас такого вопроса!
– Разве вы не считаете его совершенно естественным в подобном случае?
– Конечно, нет!
– Вы сами присутствовали при этом?
– Кто – я? Ничего себе! Только этого мне не хватало! Игэн, да вы в своем уме, если говорите мне такие вещи?
О'Мирей в приступе охватившей его злости сухо заметил:
– Если только правы Ирландии не изменились в мое отсутствие, то когда-то было принято приглашать доктора к человеку, которого он лечил, чтобы облегчить его мучительную кончину!
Дулинг обеими руками схватился за голову.
– Вроде бы я сегодня еще не успел напиться! Игэн, объясните же, наконец, о чем вы говорите?
– О смерти Петси Лэкан!
Дядюшка чуть не подпрыгнул на месте.
– Неужели Петси умерла?
– Не станете же вы утверждать, что впервые об этом слышите?
– Но… Когда случилось это несчастье?
Игэн скорбно покачал головой. Бедный дядюшка!… Неужели он уже успел дойти до такой крайности! Осторожно, словно разговаривая с больным ребенком, он начал объяснять:
– Только что Нора и вы сами сказали, что у вас не хватило духа сообщить мне ужасную весть о смерти Петси…
Лицо Оуэна прояснилось.
– А, так вот в чем дело! Вы подумали, что мы хотели скрыть от вас ее смерть? И сразу же схватились за лиру, чтобы воспеть свое горе? Так вот откуда у вас слезы на лице, да?
– Глумиться над таким несчастьем…
– Племянник, к моему великому сожалению, должен вам сообщить, что Петси здорова, как буйволица…
– К сожалению?
– … и живет с Кристи Лисгулдом, сыном коннозаводчика из Роскоммона, обесчестив всю свою семью, предав всех своих друзей и, в первую очередь,– вас, Игэн!