Рапорт инспектора
Шрифт:
И вдруг. Смерть Владимира показалась нелепой, до боли обидной, Шура впервые испытала горе. Горе тяжкое, возмущающее несправедливостью, но все-таки не справедливостью случая, а не злой сознательной воли. Теперь происшедшее открывалось иначе: мало того, что брат оказывался жертвой не несчастного случая, а преступления, но еще и самого его могли причислить к преступникам. И хотя мысль о том, что Володька Крюков мог напасть на людей, чтобы отнять деньги, была для сестры его невероятной, не могла она не видеть, что даже простой и свойский Трофимов чудовищную эту мысль
— Что же нам делать, Ларка?
Она ждала совета, потому что, слушая Ларису, невольно начала надеяться на нее, ведь говорила та складно и вроде понимая, что происходит, лучше ее, Александры, Но Лариса махнула только рукой.
— Давай по рюмке водки хватим, — предложила она неожиданно.
— А ничего. У отца в буфете всегда графинчик стоит про запас. Мать ему на травах настаивает. Лечебную. Выпьем — может, и нам поможет. Что-нибудь сообразим вместе.
— Ну, ты даешь!
Лариса нацедила две стопки из темного графинчика, и они опрокинули, закашлялись и засмеялись.
— Отец выпорет, — сказала Шура. — Не страшно, у меня юбка кожаная.
Шура улыбнулась еще, но тут же снова погрузилась в свое, наболевшее:
— Сволочь этот Трофимов.
— Почему? — вступилась за незнакомого Трофимова Лариса — Ты себя на его место поставь! Это я, что с вами двадцать лет дом в дом прожила, знаю, кто такие Крюковы, что за люди. Знаю, что если вы десять тысяч на дороге найдете, так в госбанк оттащите, А ему откуда знать? У него служба, улики, алиби разные. Им поддаваться впечатлению не положено. Факты ищут.
— И он так говорил.
— Вот видишь? Не разжалобим мы милицию словами. Версию их опровергнуть нужно. Доказать, что не виноват Вовка. Доказать! Понимаешь?
В отошедшей было ото зла Александре вновь шевельнулась неприязнь к Ларисе.
— Что же доказывать, что ты не верблюд? Кипятишься ты больно.
Лариса состояние Шуры поняла.
— Хитрить, Шурка, не хочу. Если они с Владимира подозрения снимут, тогда и меня в покое оставят. Мы тут повязаны одной веревочкой. Помнишь Горбунова, что со мной приходил?
— Еще бы! Володька ему замок чинил.
— Вот-вот. Монету я ему подарила, ему. А как она Вовке попала?
— Постой! Значит и ты Горбунова подозревает.
— А кто еще?
— По-моему, Трофимов.
— В самом деле? — обрадовалась Лариса. — Выходит, не зря мне страшно с ним.
— С Горбуновым? — ахнула Шура, — Да он шут гороховый.
— Не скажи, — покачала Лариса головой. — Я и сама так думала, когда мы на юге познакомились. А теперь иначе думаю. И потом, откуда у него деньги всегда? Он же обыкновенный
— Загибаешь, Ларка. У него ж у самого бандиты машину угнали.
Лариса подвинулась поближе, понизила голос, будто их могли подслушать даже здесь, в этом с глухими стенами доме:
— Это он говорит так. А сам однажды под газом разболтался на пляже. Такое выдал! «Если б я, — говорит, — решился напасть.». Короче, подробно целый план изложил. И представь себе., институт точно так и ограбили! Усекла?
— Не преувеличиваешь?
— Ничуть Слушай дальше! Я припомнила этот разговор и недавно вроде бы в шутку намекнула ему. Понимаешь? Так ты бы посмотрела, как он изменился в лице. Все шутовство ветром сдуло. «Не болтай!» — рявкнул. Да так, что страшно мне стало, Шурка. Вот дела!
— И ты боишься?
— А то нет? Я даже Мазину ничего не сказала.
— Струсила?
— Струсила, — призналась Лариса. — Доказательств-то нет. Слова одни. А если до него дойдет, до Горбунова? Может, и Володька что-нибудь знал.
Об этом говорил и Трофимов. — Что ж ты предлагаешь?
— Нужно дать знать в милицию, — предложила Лариса решительно. — Ты сможешь своему сказать? Прямо. Сошлись на меня. Я в одиночку боюсь. А когда много — не страшно Всем не отомстит. И скажи, что ребята слыхали, там на пляже. Тренер один и студент. Я тебе фамилии дам. Пусть их спросят!
При всей резонности такого плана Шура заколебалась:
— Не наломать бы дров, Ларка. Мало ли кто что на пляже выдумывает, чтобы себя выставить.
Лариса налила еще по стопке, выпила первая.
— Ладно. Откроюсь до конца, хоть и не хотела.
И снова показались в глазах у нее слезы, и даже всхлипнула Лариса, закрыв лицо.
— Что с тобой, Ларка?
— Прости, Шура.
Она замолчала, одолевая себя, а Шура съежилась, готовая принять новый удар. Лавина катилась на нее, сбивая камни и деревья с только что мирных зеленых склонов, и не было возможности остановить ее, рассеять.
— Говори.
— Есть на мне и прямая вина. Приходил Володька в тот вечер в общежитие. Не пустила я его. Решилась окончательно — не буду ему жизнь портить. Кто я? Актриса. Вечно в суете, гастроли, жизнь полуночная, люди вокруг странные, всякие. А он положительный, ему бы.
— Да о деле говори! — прервала Александра.
— Хорошо, Шурочка, хорошо. Но если б пустила я его.
— Это и все?
— Нет, Шура. Прости меня, разве могла я знать.
Александре трудно было выслушивать эти бередящие свежую рану слова, но понимала она, что прямой вины на Ларисе нет, и она подавляла чувство неприязни, хотела только, чтобы закончила та поскорее.
— В общем, когда Вовка вышел из подъезда, я у окна стояла и видела, как подошел к нему человек. С ним он ушел.
— С Горбуновым?
— Так мне показалось.
— Кто же теперь проверит?
— Можно — Лариса больше не плакала. Она снова собралась, сосредоточилась. — Я у него спрашивала, где он был в тот вечер. Он сказал, что на занятиях в вашем институте. Ты же учишься на вечернем?