Рапсодия
Шрифт:
Миша решил, что больше всего в этом древнем городе ему нравится преданность духовному началу, о чем говорило множество храмов и монастырей, и плотскому — целые районы отведены под заведения для телесных удовольствий. В Киото можно поклоняться чему угодно. И во всем чувствуется причудливое сочетание плотского и духовного. Он не мог оставаться к этому равнодушным.
Миша ехал в Киото с твердым намерением серьезно поговорить с Сириной. Прежде всего сесть и поговорить. Он так и не мог толком понять, чего
Она встретила его в комнате, обставленной антикварной мебелью, в одном только кимоно из хлопка, не скрывавшем ни одного изгиба ее роскошного тела. Большего ему не потребовалось. Он моментально откликнулся на призыв этого тела, как всегда. И забыл, о чем собирался с ней говорить. Они занимались любовью с прежней страстью, и в то же время у него появилось ощущение, что чего-то не хватает, словно они оба что-то недоговаривают, скрывают друг от друга. Он не успел это обдумать, потому что они сразу же пошли осматривать город.
И вот теперь они снова вернулись к себе в номер. Скинули туфли, надели тапочки, предоставляемые гостиницей. Мише показалось, что вся их бурная активность в течение предыдущих нескольких часов — очень приятных, спору нет — не более чем попытка оттянуть, отложить неизбежный разговор. На протяжении всей прогулки по городу он не мог не заметить, что, невзирая на все свое воодушевление и заинтересованность, Сирина думает о чем-то другом. Может быть, просто тревожится по поводу предстоящей поездки в Камбоджу…
Они вошли к себе в комнату, вновь захваченные неотразимой прелестью этой древней гостиницы. Сирина по-прежнему казалась погруженной в свои мысли. Он прекрасно понимал ее честолюбивые замыслы, ее тревоги. Это так сродни его собственному честолюбию. И все же… пусть это и несправедливо с его стороны, но… совсем не хочется оставаться у нее на втором плане.
Войдя в комнату, они сбросили тапочки, босиком прошли по полу, устланному коврами. Обед им сегодня подадут сюда на тончайшем красивейшем фарфоре. Они заказали разные национальные блюда, в том числе черепаховый суп, овощи с острой приправой и еще многое другое. Будут вносить одно блюдо за другим. Внезапно Миша почувствовал, что ему уже не так всего этого хочется.
Сирина разделась, бросила одежду на стул, накинула кимоно. Повернулась к нему:
— А ты что не раздеваешься? Чувствуй себя как дома. Поколебавшись немного, он тоже начал раздеваться. Она внимательно смотрела на него.
— В чем дело, Майкл? Ты что-то все молчишь…
— Да нет, ничего. Но знаешь, я подумал то же самое о тебе. Ты тоже что-то все молчишь.
Она села, откинула волосы с лица. Вытянула руки, рассматривая свои ногти, покрытые темным лаком, так внимательно, словно нет на свете ничего важнее, чем этот дорогостоящий маникюр.
Миша
— Давай поговорим, Сирина. Да, мы очень хорошо провели время, но я же вижу, ты чем-то озабочена, не меньше, чем я. Чем? Она вздохнула:
— Наверное, мне просто не терпится поскорее попасть на место. В Камбоджу. У меня только Джейсон, а работы очень много. Надо приниматься за дело.
— Джейсон здесь, с тобой?
— Да, я разве тебе не говорила? Он остановился в маленькой гостинице в Гионе.
— Тогда, может быть, пригласим его на ужин?
— Нет, он будет дико скучать. Да и потом, он скорее всего уже пошел по барам.
— Да, наверное. Итак… — Он сжал ее руку. — Тебе не терпится поскорее попасть на место. И это все? Это единственная причина твоей… рассеянности?
— Думаю, да. Я очень рада, что мы встретились, только, наверное, выбрали неудачное время.
Он не мог поверить своим ушам. Неудачное время?! Но ведь они же достигли поворотного момента в своих отношениях. И Сирина, кажется, ждала, что он сообщит ей о том, что попросил у жены развод. Да, похоже, они действительно достигли поворотного момента… только не того, о каком думал он.
Сквозь сумбур в голове он снова услышал ее голос:
— Я ждала, что ты скажешь мне, что попросил у жены развод и что мы с тобой поженимся.
На губах ее появилась едва заметная усмешка.
Значит, она все-таки об этом думала… однако теперь, когда разговор наконец коснулся этой темы, он не знал, что ответить.
— Я… я не знаю… Я говорил с Верой, но…
— Но что?
— Мы говорили о разводе. Но не пришли ни к какому определенному решению.
— Неубедительно. Слабовато, я бы сказала.
— Называй как хочешь, но дело обстоит именно так. На этом мы с ней остановились.
— Вы с ней?! При чем тут «вы с ней»?! Ты же собирался избавиться от нее.
Миша словно весь сжался внутри. Он мог понять ее разочарование и ярость. Но как она может абсолютно не сочувствовать другой женщине?!
— Сирина… Мы с Верой знаем друг друга очень давно. Нельзя же без всяких церемоний просто отшвырнуть человека, которого давно знаешь и… и любишь. Ты бы должна это понимать.
Она смотрела на него, надув губы.
— А как же я?
— Ты уверена в том, что любишь меня, Сирина? В том, что хочешь стать моей женой, хочешь иметь от меня детей? Спроси себя еще раз. Ты абсолютно в этом уверена?
Она пожала плечами:
— Ты знаешь, что я люблю тебя. Как могу. Как умею. Этого тебе недостаточно?
— Не знаю. Не знаю, достаточно ли любви. Ты мне рассказывала о своих прошлых увлечениях. О том, как думала, будто ты влюблена в человека, а потом оказывалось, что нет. Может быть, и сейчас тот же случай?