Расёмон – ворота смерти
Шрифт:
Там, среди высыпавшихся из коробки недоеденных жареных орешков, лежали три дохлые крысы.
Акитада мыском ноги пошевелил трупики. Уже окоченевшие, они щерили зубастые пасти в последнем предсмертном оскале. Отравлены!
— Надо понимать, у вас больше не осталось орешков. Новыми-то запаслись?
— В том-то и дело, что нет. Не успел. Только эти орешки не мои.
— Не ваши? А коробка вроде та же.
— Да, коробка-то моя, а вот орешки другие. Помните, я рассказывал вам про одну старушку, которая готовит их для меня? Так вот, она жарит их почти дочерна.
Акитада задумчиво смотрел на Нисиоку:
— Когда вы это обнаружили?
— Совсем недавно. Видите ли, я со вчерашнего дня не был у себя в кабинете, потому что мы с профессором Танабэ работали в библиотеке.
— Вы уже поделились с кем-нибудь своими подозрениями?
Нисиока побледнел.
— Думаете, кто-то хочет отравить меня? Но кто? Я считал, что Исикава в тюрьме! — Нисиока запаниковал.
— Полагаю, вам следует незамедлительно сообщить об этом Кобэ и изложить ему другие ваши подозрения, — посоветовал Акитада. — А потом ступайте домой и получше заприте дверь.
Оставив Нисиоку, в ужасе таращившегося на дохлых крыс, Акитада побрел домой по ночным улицам, по дороге разрабатывая план, который предотвратил бы еще одно покушение убийцы на чью-то жизнь.
Ворота ему снова открыл Гэнба.
— У нас все спокойно, хозяин, — сообщил он. — Маленький князь с Торой и барышнями ловят в саду светлячков.
— Спасибо, Гэнба. Я хочу, чтобы вы с Хитомаро зашли через некоторое время ко мне в кабинет. Я попрошу вас доставить два письма.
Сев за стол, Акитада достал писчие принадлежности и начал растирать тушь. В первом письме важнее всего был правильный выбор слов. Второе письмо тоже представляло собой трудность. Акитаде нужна была убедительность, чтобы заручиться содействием, и предстояло обстоятельно изложить детали плана, чтобы исключить в дальнейшем любую возможность ошибки. То, что он собирался сделать, могло стоить ему жизни. О себе Акитада не беспокоился — ему нечего было терять, — зато он очень сожалел бы, если бы убийца или двое убийц остались на свободе.
Закончив оба письма, он остался доволен ими. Надписав адреса и поставив печати, Акитада послал за Хитомаро и Гэнбой. Те сразу явились, получили в руки по письму вместе с подробными устными наставлениями и удалились.
Только теперь Акитада разделся и велел приготовить ванну. Он тер себя до самозабвения, прежде чем погрузиться в дымящуюся паром кадку. Горячая вода принесла облегчение напряженным ноющим мышцам и усталой коже, но пострадавшие от ожогов руки больно щипало, и Акитада старался не окунать их. Хорошенько расслабившись, он еще раз подверг тщательному анализу свой план на предмет возможных упущений и теперь чувствовал себя гораздо лучше, ибо снова обрел спокойствие и решительность. Облачившись в просторное хлопковое кимоно, Акитада вернулся в свою комнату, где его ждал Сэймэй с дымящимся на подносе ужином. Акитада ел с аппетитом, и мозг его был ясен, как никогда.
Гэнба и Хитомаро вернулись почти одновременно, каждый принес короткий ответ. Акитада читал, кивая, потом сказал двум своим работникам:
— Опасности здесь
Они низко поклонились, бормоча слова благодарности.
Оставшись один, Акитада постелил себе и лег. Лежа в темноте, он снова задумался над смертельной опасностью, угрожавшей ему завтра. Дома у него все благополучно — мать, как женщина сильная, вполне могла позаботиться о будущем сестер Акитады, а Сэссин присмотрит за мальчиком. Оставалась Тамако. Вспомнив о ней, он вновь погрузился в мрачные раздумья. Все былые колебания и неудачи снова прошли перед его мысленным взором. Они привели к потере Тамако и легли на Акитадо тяжким грузом ответственности за ее разрушенное будущее. Ему необходимо заснуть, поскольку завтра он должен быть во всеоружии, но проклятые мысли в голове цеплялись одна за другую.
Вдруг в дверь кто-то тихо поскребся.
— Кто там? — раздраженно спросил Акитада.
Дверь раздвинулась, и на пороге показалось личико его младшей сестры.
— Это я. Я потревожила тебя? — обеспокоенно спросила она.
Акитада улыбнулся:
— Ну конечно, нет. Входи, Ёсико!
Как она похорошела! И как мало времени он стал уделять сестрам!
Ёсико проскользнула в комнату в ночном платье и грациозно присела на край постели.
— Я пришла рассказать про наших гостей, но ты, кажется, собрался спать.
— Ничего страшного. Я еще бодрствовал, и с твоей стороны это очень мило. Рассказывай!
— Юный князь очень мил и очень учтив для своего возраста. Матушка дала ему книги, разные игры и музыкальные инструменты. Он много времени проводит с Торой, но мы с Акико частенько заходим к нему и играем с ним. А еще мы играли для него на цитре, и он похвалил нас, сказав приятные и добрые слова.
— Рад слышать, что моя семья так хорошо приняла гостя.
— Наша другая гостья тоже очень милая, только грустная.
— Это вполне естественно в сложившихся обстоятельствах, — заметил Акитада. — Тамако потеряла отца и родной дом. К тому же в ее возрасте перспектива стать монахиней не слишком радостная. — И, желая завершить разговор, он решительно прибавил: — Ну а теперь, если это все, давай-ка я попытаюсь заснуть. Завтра мне предстоит насыщенный день.
Но Ёсико продолжила беседу:
— Уверена, Тамако совсем не хочет идти в монахини.
— Ни ты, ни я не имеем права вмешиваться в ее дела, — сказал Акитада. — И я запрещаю тебе говорить с ней об этом.
— Но почему ты сам не хочешь поговорить с ней? Мы все очень полюбили Тамако, и даже матушка надеется, что вы поженитесь. Тамако массирует матушке шею, когда та страдает головными болями, и заваривает для нее травы. Теперь матушка убеждена, что Тамако сумеет вылечить все, что угодно. Если бы ты высказал ей свои чувства, убеждена, изменила бы свое решение.
— Хватит! — отрезал Акитада. — Не вмешивайся не в свое дело!
Испуганная внезапной яростью брата, Ёсико вскочила и бросилась к двери. Там она остановилась и дрожащим от слез голосом проговорила: