Расеянство
Шрифт:
–А давай-ка нам денежный эквивалент паев наших! И тогда можешь закрывать колхоз и что хочешь делать! А нет – силой возьмем!
–Ну бери! Что найдешь – все твое!..
Русского человека о таких вещах, как экспроприация, два раза просить не надо – тут он впереди планеты всей! Разграбили дом председателя за два часа. Его самого избили до полусмерти – хорошо, что не убили. Следователь же приехал только через сутки после случившегося. Понятное дело, что никаких следов не осталось, и никто из колхозников ни в чем сознаваться не спешил.
Только Кузьмич, выходя от следователя, не досчитался среди его сегодняшних посетителей одного человека, который грабил бойчее всех, а теперь спрятался куда-то – Степки-конюха.
Степан же на следующее же утро после ограбления председателя решил отправиться покорять райцентр. Приехав в город, первым делом отправился… конечно, в дом досуга. Деньги жгли карман, и не спустить их на какую-нибудь городскую красавицу было ниже гусарского достоинства.
Явившись в дом досуга, ударил толстой пачкой сотенных купюр по столу перед администраторшей и скомандовал:
–А-ну, подавай мне самую красивую, что тут у вас есть.
Администраторша уже знала, кого пригласить.
Настена явилась в красном кружевном белье – глаз не отвести. Мало того, что сама красавицей была редкой – родительские гены сделали свое, без преувеличения, замечательное, дело, так еще и обмундирование сегодняшнее не позволило пройти бы мимо даже трупу. Молодой, пышущий здоровьем организм Степана среагировал на столь же молодой и здоровый организм Насти, встретились сначала их взгляды, а уж потом и генофонды – да причем между первой и второй встречами ладно, если несколько секунд прошло. Администраторшу чуть током не ударило от соприкосновения двух перезаряженных частиц.
А их било – дай дороги! Причем до самого вечера! Уж так молотило, костей не соберешь. «Уж сегодня-то Настена все денежки до копейки отработает, изъездит ее этот молодец», – злобно перешептывались девахи в курилке. А ей все ничего! Вечером вышла, воды попила – и опять за работу, в «ночное»! Стахановка! Многостаночница!
То-то и вышло, что воротился Степка в родное село к ночи. Кузьмичу не спалось – стоял, повиснув на плетень у своей калитки.
–Где шлялся?
–О, здорово, дядь Юр, чего не спишь?
–Где шлялся, спрашиваю?
–Не поверишь! В городе был! В доме досуга ихнем!
–Ишь ты! Ну и как там? Как шлюхи?
–Зря ты так, дядь Юр! Очень даже справные девицы. Особенно одна – Настька-Машинистка, что раньше в городском суде служила! Огонь! Ммм!
–А слюни-то распустил! Неужели лучше наших?
–Ага!
–Врешь!
–Точно. Женюсь, наверное.
–Чего?! Я тебе женюсь! – замахнулся на парня Кузьмич. – Вон вишь у Маньки свет горит?
–Ну.
–Весь день про тебя спрашивала.
–Ну и чего?
–Чего-чего, дурень! Ступай! Сравнишь! И подумаешь, на ком жениться-то надо!
Много
Не знал об этом только Моисей Самуилович. В тот вечер он, как обычно, провожал Катю домой, а по дороге они разговаривали.
–Послушай, – говорил он ей. – Ты такая образованная, рассудительная, начитанная…
–И?
–Никогда не возникало мыслей, чтобы уехать отсюда?
–Куда, например? – Она слушала его, улыбаясь, как слушают родители детей. Это подкупало его в ней.
–Ну например, в Москву.
–А чего тебе там не сиделось?
–Ну…
–Ну вот сам и ответил. Не место красит человека, а человек место. Если человек хороший и… цельный, то неважно, в Москве он или в Озерске, или еще где – любые двери ему откроются. Если с умом подходить к ним. А если иначе – сколь ни пыжься да ни прыгай между городами да весями, толку не будет.
Мойша сделал вид, что немного обиделся.
–Ты хочешь сказать, что я никчемный?
–Дурачок, – она ласково улыбнулась, глядя ему в глаза. Потом встала на цыпочки – он был выше ее – и нежно поцеловала в губы. Соловей запел вдалеке.
4.Сепсис
Николай Иваныч вернулся домой за полночь. Хотя его подобные ночные возвращения не были редкостью с тех пор, как он занял пост городского головы, сегодня все было иначе – супруга, диссонируя с заведенным распорядком времени отдыха, не спала и поджидала его на кухне при включенном свете.
–Чего не спишь? – осведомился уставшим голосом Николай Иваныч.
–Тебя жду.
–А чего меня ждать? Вопрос какой?
–И очень серьезный. Где ты был?
–И очень глупый, должен добавить. Где я могу еще быть, как не на работе?!
–Известно где, – подбоченилась Зинаида Никифоровна. – В борделе этом своем. Теперь оттуда вообще весь город не вылезает.
Мэр опустил глаза – оправдываться он не любил.
–Даже если и там, то только по производственным вопросам.
–Это по каким же, интересно? Выполняют ли план? Справляются ли с задачами ЦК партии? Может, помочь довелось?
–Что ты ерунду порешь…
–А ничего. Я с женой Ильинского говорила, так он вообще дома ночевать перестал. Я чувствую, и ты скоро тоже…
Повисло напряженное молчание. Женщины обычно в таких случаях начинают плакать, но Зинаида Никифоровна эту дамскую слабость из своей жизни исключила много лет назад – она с титанической стойкостью смотрела на мужа, так, что, казалось, прожигала его взглядом. В конце концов Николай Иваныч сдался первый.
–Ну чего ты от меня хочешь?
–Того же.