Раскаты грома (И грянул гром) (Другой перевод)

Смит Уилбур

Платформой Южно-Африканской партии было создание федерации, куда вошли бы Кап, Трансвааль, Оранжевая республика и Наталь, с правительством, подчиняющимся Уайтхоллу. Им противостояла чисто английская и голландская оппозиция – с одной стороны те, кто кричал «Боже, храни короля», с другой стороны республиканцы, которым хотелось, чтобы Всемогущий обошелся с королем иначе.

После встречи с людьми из списка, который ему дал Ян Паулюс, Шон начал свою кампанию. Первым его обращенным стала Руфь Кортни, убежденная не ораторским мастерством Шона, а скорее перспективой участия в волнующей предвыборной битве. Теперь ежемесячно неделя,

а то и больше, отводилась поездкам по Наталю и посещению политических митингов. Руфь репетировала с Шоном речь – у него была только одна речь, – и добилась, что Шон произносил ее превосходно. Она целовала детей и играла роль радушной хозяйки по отношению к женам – к этому Шон не проявлял никакой склонности. Она сидела рядом с ним на возвышении и удерживала, когда он готов был спуститься в аудиторию и подраться с теми, кто задавал неприятные вопросы. То как она улыбалась, как двигалась, определенно не уменьшало количество голосов, поданных за Южно-Африканскую партию. Лорд Кейстербрук обещал поддержку из Лондона, и все указывало на то, что Шон может рассчитывать на двадцать два места из тридцати в Законодательном собрании.

На ровной площадке сразу под откосом близ Бабуинова ручья постепенно возникала фабрика «Ледибургской кооперативной акациевой компании». Она заняла десять акров земли, а рядом аккуратными рядами возводились дома для работников.

Вопреки яростным протестам Майкла Шон провел решение на совете директоров, и на фабрике появился инженер-консультант; его наняли на период строительства, пока фабрика не начнет давать продукцию. Без этого специалиста они потеряли бы урожай коры первого года, потому что Майкл, пусть энергичный и неутомимый, все-таки был еще молод и неопытен. И даже с помощью более опытного инженера не удалось ввести фабрику в строй до начала сезона рубки.

К тому времени как из высокой серебристой трубы наконец повалил дым и дьявольским огнем засветились по ночам печи, под навесами вокруг фабрики скопились тысячи тонн коры.

Сезон выдался удивительный. Обильные дожди наполнили кору богатым соком, и по окончании года акционеры Компании получили прибыль в десять тысяч фунтов, а сам Шон – вчетверо больше. Шон избавился от долгов стремительно, как выскакивает из ванной комнаты мальчик, которого послали умыть лицо.

Несмотря на частые дожди, за весь сезон было всего три сильные бури. И во всех трех случаях Шон отсутствовал в Лайон-Копе, уезжал по делам.

Пока в холмы ударяли молнии и над долиной прокатывался гром, Руфь стояла у окна их спальни и оплакивала еще одну упущенную возможность. Мбежане в этом отношении действовал гораздо успешнее: его семя принялось и принесло плоды – четверых сыновей за сезон.

Глава 78

Год оказался насыщенным и для Дирка Кортни. После сокрушительного поражения Дирка в столкновении с Руфью между ними установился нейтралитет, но Дирк признал ее хозяйкой Лайон-Копа.

Бурю Кортни он не замечал, если только она не сидела на коленях у Шона или у него на плечах. Тогда Дирк исподтишка непрерывно следил за ними, пока не находил возможность прервать их игру, или уходил из Лайон-Копа. Его отлучки становились все более частыми; он ездил в Питермарицбург и по округе, чтобы поиграть в регби и поло; случались и загадочные ночные посещения Ледибурга.

По утрам Дирк всегда уезжал, и Шон считал, что он едет в школу, пока не получил письмо от директора.

Показав журнал с отметками Дирка, директор откинулся в кресле и ждал, что скажет Шон.

– Неважные отметки, верно?

– Согласен, мистер Кортни. Неважные.

– Нельзя ли отправить его куда-нибудь в интернат, мистер Бизант?

– Конечно, вы можете это сделать, – с сомнением сказал Бизант, – только что ему это даст, кроме разве нового тренера по регби?

– Но как ему иначе поступить в университет?

На Шона произвело большое впечатление то, как высшее образование сказалось на Майкле. Университет казался ему лучшим средством от всех грехов юности.

– Мистер Кортни...

Директор тактично помолчал. Он слышал о характере Шона и совсем не хотел увидеть его проявление.

– Некоторые молодые люди не подходят для учебы в университете.

– Я хочу, чтобы Дирк там учился, – перебил Шон.

– Сомневаюсь, чтобы Стелленбош или Кейптаунский университет разделяли ваше желание.

Директор вспомнил, что он не абы кто, и заговорил с сухим сарказмом.

– Вы хотите сказать, что он глуп? – спросил Шон.

– Нет-нет, – торопливо успокоил его Бизант. – Просто, скажем так, у него нет склонности к академическому образованию.

Шон обдумал его слова. Разница показалась ему неопределенной, но он решил оставить это и спросил:

– Что же вы предлагаете?

Предложение Бизанта сводилось к тому, чтобы Дирк как можно быстрее убрался из школы, но он выразил это мягко.

– Хотя Дирку всего шестнадцать, для своего возраста он вполне зрелый юноша. Почему бы ему не начать работать в акациевой компании?...

– Значит, вы рекомендуете забрать его из школы? – задумчиво спросил Шон, и Бизант сдержал вздох облегчения.

Дирка Кортни определили в ученики к десятнику при фабричных бойлерах. Первым делом он сообщил десятнику, что со временем будет владеть этой фабрикой – «никогда не забывай об этом». Упомянутый джентльмен, предупрежденный о репутации Дирка, мрачно взглянул на него, выпустил длинную струю табачного сока в дюйме от сверкающей обуви Дирка и ответил довольно долгой речью. Потом показал на котелок на печи в мастерской и велел сварить ему кофе, а пока Дирк занимается этим, пусть вынет палец из задницы. Через неделю они стали приятелями, и этот человек по имени Арчибальд Фредерик Лонгворти начал обучать Дирка тому, что не имело отношения к фабричному производству. Арчи было тридцать шесть лет. Он приехал в Африку, отсидев пять лет в Ливенвортской тюрьме за «преступное посягательство на чужие права». Когда он объяснил Дирку смысл этого юридического термина, тот восхитился.

Арчи представил Дирка одной из своих подружек Хейзел, пухлой дружелюбной девушке, которая работала в баре «Ледибургского отеля» и одаривала своими милостями с той же готовностью, с какой наливала выпивку за стойкой. Однако Дирк очень скоро стал ее любимцем и научился у нее многим тонкостям.

Арчибальд Лонгворти тщательно обдумал ситуацию и решил, что из дружбы с наследником Шона Кортни можно извлечь немалую выгоду. К тому же мальчишка оказался очень забавным.

Он мог не хуже других переспать с уличной девкой и пить джин, но у него к тому же был неиссякаемый запас соверенов.