Раскаты грома (И грянул гром) (Другой перевод)
Шрифт:
«Только ты и гордишься», – подумал Шон. Он посмотрел на сына и увидел, каким тот стал высоким. Плечи мужчины, мускулистые руки, ни грамма жира на животе, стройные бедра, длинные ноги.
Но ему всего шестнадцать. Он еще ребенок. Может, еще выправится? И тут же Шон понял, что обманывает себя. Он вспомнил слова, которые много лет назад сказал ему друг: «Некоторые грозди вырастают на неподходящей почве, некоторые заболевают, прежде чем попасть в пресс, а другие портит беззаботный винодел. Не из всех гроздьев получается хорошее вино». «Я и есть беззаботный винодел», – подумал он.
Шон перешел через площадь.
– Ступай
Посмотрев в ангельски красивое лицо, он понял, что больше не любит сына, и это понимание вызвало у него тошноту.
– Поздравляю, полковник. Я знал, что мы выиграем, – улыбнулся Арчи Лонгворти, и Шон взглянул на него.
– Я буду в конторе завтра в десять утра. Мне нужно с вами поговорить.
– Да, сэр! – радостно улыбнулся Арчи. Но когда он на следующий день вечерним поездом с месячной зарплатой – компенсация увольнения – уезжал из Ледибурга, он не улыбался.
Глава 81
После газетной бури, связанной с судом над Дирком, шансы Гаррика Кортни на избрание значительно возросли. В прессе мрачно намекали на «удивительный исход суда», писали, что теперь любой мыслящий человек правильно оценит подлинные достоинства двух кандидатов от Ледибургского избирательного округа. Только либеральные газеты сообщили о щедрой пенсии, назначенной Ледибургской компанией вдове и сыну убитого.
Но все знали, что Шон Кортни по-прежнему намного опережает соперника. Он мог твердо рассчитывать на голоса двухсот человек, работавших на его фабрике и плантациях, на голоса других производителей акации в долине и доброй половины жителей города и окрестных ранчо – но только до тех пор, пока «Питермарицбургский фермер и торговец» не уделил целую полосу эксклюзивному интервью с неким Арчибальдом Фредериком Лонгворти.
Мистер Лонгворти рассказал, как угрозами физического насилия и лишения работы его заставили давать показания на суде. И как после суда его все-таки уволили.
Точное содержание показаний он не сообщал.
Шон телеграфировал в Питермарицбург, требуя немедленно начать против «Фермера и торговца» дело по факту диффамации, публичного оскорбления, предательства и вообще всего, что только смогут придумать. Потом, не думая о собственной безопасности, сел в «роллс-ройс» и со скоростью тридцать миль в час помчался вслед телеграмме.
Прибыв в Питермарицбург, он узнал, что мистер Лонгворти, подписав соответствующее заявление и получив за это пятьдесят гиней, исчез, не оставив адреса. Юристы не советовали Шону лично посещать редакцию «Фермера и торговца» из опасения получить встречный иск по обвинению в нападении и избиении. Пройдет не менее двух месяцев, прежде чем сможет состояться суд по делу о клевете, и выборы к тому времени будут уже позади.
Шон мог только опубликовать во всех либеральных газетах опровержение и на более умеренной скорости вернуться в Ледибург. Здесь его ждала телеграмма из Претории. Ян Паулюс и Ян Ниманд писали, что в сложившихся обстоятельствах Шону лучше снять свою кандидатуру. Ответ Шона с шипением ушел по проводам.
Подобно паре в упряжке, Гарри и Шон Кортни устремились к выборному финишу.
Голосование проходило в городской управе Ледибурга под бдительным присмотром двух правительственных чиновников.
Затем урны с бюллетенями отвезли в Питермарицбург, где на следующий день в городской ратуше будут подсчитаны голоса
На противоположных сторонах площади кандидаты воздвигли большие палатки, в которых избирателям предлагали бесплатные закуски и прохладительные напитки. По традиции проигрывал тот кандидат, который накормил больше народа – никто не хотел дополнительно отягощать бюджет своего избранника, поэтому есть приходили к его противнику.
Приближался сезон дождей – влажная жара, зажатая под серыми облаками, сквозь которые пробивались редкие лучи солнца, обжигала, как раскаленный воздух из открытой дверцы печи.
Шон в костюме-тройке потел от волнения, встречая каждого посетителя своего навеса громогласным, хотя и натянутым приветствием. Рядом с ним Руфь выглядела лепестком розы и пахла так же сладко. Между ними стояла Буря, по такому случаю скромная и присмиревшая.
Дирка не было – Шон нашел для него работу в дальнем углу ЛайонКопа. Многие отметили его отсутствие, – сопроводив это насмешливыми замечаниями.
Ронни Пай уговорил Гарри надеть мундир.
С Гарри была Энн в красивом розово-лиловом платье с искусственными цветами. Только вблизи можно было разглядеть морщины вокруг ее рта и глаз; седина была искусно спрятана в блестящей черной массе прически. Ни она, ни Гарри не смотрели на противоположную сторону площади.
Приехал Майкл, поговорил с отцом, почтительно поцеловал мать и перешел через площадь, чтобы возобновить спор, который начался у них с Шоном накануне вечером. Майкл хотел, чтобы Шон купил десять тысяч акров земли на прибрежной равнине у Тонгаата и засадил эту землю сахарным тростником. Он почти сразу понял, что сейчас не лучшее время для новых идей – каждый его довод Шон встречал смехом и предлагал сигару. Обескураженный, но не сдавшийся, Майкл прошел в помещение для голосования и решил свою проблему верности обоим кандидатам, сознательно испортив бюллетень.
Потом вернулся в свой кабинет на фабрике и стал обдумывать доводы в пользу посадки сахарного тростника для следующей атаки на Шона.
Ада Кортни в тот день так и не вышла из своего дома на Протеа-стрит.
Она категорически отказывалась присоединиться к тому или иному лагерю и запретила своим девушкам помогать с приготовлениями. Она запретила любые политические споры в своем доме и выгнала Шона вон, когда он нарушил ее запрет. Только когда вмешалась Руфь и Шон униженно извинился, ему позволено было вернуться. Ада не одобряла выборы и считала недостойным для членов своей семьи не только добиваться места в политике, но и откровенно соперничать за него. Ее глубокое отвращение и недоверие к политикам уходило корнями еще в ту пору, когда городской совет вздумал установить на Протеа-стрит фонарные столбы.
На собрание по этому поводу она пришла, вооруженная зонтиком, и никто не сумел ее убедить, что уличные фонари не привлекают комаров.
Однако Ада была единственным человеком в округе, который не явился на выборы. С самого утра и до прекращения голосования в пять часов вечера площадь была забита народом, а когда запечатанные урны понесли на вокзал, многие жители города тем же поездом отправились в Питермарицбург, где должен был происходить официальный подсчет голосов.
День был полон тревог, поэтому вскоре после возвращения в свой номер в отеле «Белая лошадь» Руфь и Шон, утомленные, заснули в объятиях друг друга.