Раскаты Грома
Шрифт:
Худой, сутуловатый ефрейтор шёл левее, по обочине дорожного полотна. Уставший, с винтовкой на плече и тяжёлым бронежилетом на теле, он скорее волочил ноги, чем переставлял их. Каждый второй-третий шаг становился шорканьем из-за «разболтанной» походки парня. Его длинный, тонкий нос всю дорогу был желанным местом для комаров. Изредка Коваль сгонял их своими вытянутыми «паучьими» пальцами.
–Слышь?-спросил сержант, смотря на окрашенные закатным солнцем красные облака вдали.
–М?-то ли простонал, то ли промычал Коваль.
–Или мышь? – в голосе Вавилова слышалась скрытая издёвка.
–Что? – ефрейтор, наконец, очнулся от монотонной ходьбы.
–Чё скис, мля? – приказным тоном, в шутку, гаркнул коренастый спутник.-О «барабашках» волнуешься?
Коваль,
–Да. Немного.
***
Пару часов назад у одной из рот полка охраны был ужин. Столовая встретила дежурные патрули 3-й смены привычным тошнотворным запахом варева. Раздача – полоса в виде длинного металлического столика, шириной в поднос, – была границей между ищущим и искомым, желающим и желаемым, ватагой голодных, потных вояк и кастрюлей котлет. В этом небольшом зале каждый боец, в порядке очереди, получал белые тарелки с едой и, продвигая поднос по зеркальному покрытию из нержавеющей стали, забирал кружку с чаем в конце раздачи. После этой приятной процедуры его ждала скамья из листа ДСП, привинченного несколькими винтами к железному каркасу. За этим небольшим столом на восемь человек, среди братьев по оружию и обжорству, Коваль мог почувствовать истинное счастье. Для него всё это стало привычным: 6 месяцев в строевой части отбили напрочь привычку выбирать еду, одежду, социум, а ещё 2 месяца в статусе «контрактника» здесь, в «восьмидесятке», окончательно сделали единственной дорогой в рай потёртый розовый кафель пола в столовке. Каждая ложка супа, кружка чая, крик «Рота подъём!», очередной заполненный патронами магазин винтовки, оставляли всё новые и новые камуфляжные кляксы на его душе, на его образе мыслей. Казалось, что другой жизни никогда и не было.
Поставив винтовку к стене, рядом со скамейкой, ефрейтор Ковыль – такое прозвище закрепилось за ним в роте охраны, – сел за стол к уже вовсю жующим товарищам. В столовке сейчас людей было немного, но всё равно в воздухе висела какофония. В единый шум слились случайные удары вилками о тарелки, ругань поваров, – таких же солдат, но из другой роты, – суетящихся у больших электроплит и духовок, шум посудомоечного отделения кухни.
Третья смена патрулей ужинала раньше всех. Но кроме неё у центрального прохода, за длинным, человек на 12 столом, со стульями вместо лавок, сидели люди. Это были капитан Саблин – командир 2-й роты 9-го полка охраны в/ч 00082– и незнакомый офицер Федерального Бюро Безопасности. Незнакомец был в стандартной для своего ведомства чёрной полевой форме. На погонах вместо привычных армейских званий были закреплены 2 значка в виде миниатюрных золотых мечей. В специальных званиях ФББ никто из военных не разбирался, да и ни к чему им это было. На «объекте» войска и бюро были двумя параллельными мирами. Каждая сторона имела своих покровителей, свою «территорию обитания» и свои задачи. Многие догадывались, а некоторые утверждали, что и сами слышали об одной из задач ФББ на «восьмидесятке»: выявление шпионов в рядах военных. Об этом старались не думать, но сам факт того, что нарушители армейской дисциплины убывали на гауптвахту под конвоем из сотрудников ФББ, а не военной полиции, заставлял вновь и вновь обсуждать неформальные, расширенные полномочия контрразведчиков на «объекте 80».
Прихлюпывая чаем, негромко, но достаточно внятно для семерых однополчан солдат с прозвищем Рыжий подметил:
–А у «барабашек» то ротация.
Сосед этого рыжеволосого парня одобрительно мотнул смуглой головой и продолжая ловить остатки тушеной капусты по тарелке вилкой добавил:
–Недавно здесь. Форма – целочка!
Остальные бойцы третьей смены аккуратно, в 6 пар глаз, осмотрели сидящего за офицерским столом сотрудника ФББ, беседующего с Саблиным. Коваль почувствовал неприязнь ко всему живому, исходящую от лица «барабашки»: острый нос, почти незаметные, сливающиеся с впалыми щеками губы и глубоко посаженные чёрные глаза, будто два уголька от потухшего костра жизни.
Лопоухий
–А когда им вспотеть-то? Морду кирпичом с утра сделали и бродят по корпусам – шпиёнов в штукатурке высматривают. Там и не запылится форма!
Улыбки промелькнули по лицам жующей оравы.
–Да не, у них посерьёзнее работка,-после смешка вставил Рыжий.
–С какого перепугу?-недоверчиво произнёс лопоухий вояка.
–Да вот, курил я сегодня с одним КПП-шником. Ну тот с полка, что у центрального въезда стоят. Дак вот…
Вавилов, насупив брови, остановил:
–А ты чё у КПП-шников делал? Они в трёх километрах от нашего маршрута находятся.
–Дак это они к нам подошли! Я на маршруте с Гогой был, он подтвердит,-продолжил Рыжий и для закрепления своего алиби кивнул на смуглого бойца. – У складов мы шли. А КПП-шники за какими-то запчастями для своих машин приехали. Ну так и пересеклись. Но не суть! Короче, один из них – Витёк, нормальный пацан – рассказал, что с неделю назад два «холодильника» на «объект» въезжали. Ну эти, машины с восьмью колёсами…
Рыжий сделал паузу, покосился на Коваля и Юру Снежка, ещё одного ефрейтора в их смене. Последний выделялся среди всех белой как снег кожей.
–Да видел уже их! – с раздражением ответил Коваль.
–Дак вот, – продолжил рассказчик, – залез он в кузов, на осмотр, а там – металлические камеры такие, как в магазинах, только без стёкол. Сплошной металл и подписи краской нашлёпаны на дверцах: «Рыба», «Мясо» и прочее. Ну и идёт, говорит, он, значит, между ними: на холодильных камерах замки кодовые, на каждом, и температура там отображается, на экранчике рядом с кнопками. Он чисто для формальности вообще залез туда – день как день был. Прошёл весь тёмный кузов. Потом обратно идёт, фонарём в проход светит, и тут вдруг замигало что-то рядом. Он смотрит – на одном из металлических шкафов этих экранчик не как остальные, синим светит и градусы показывает, а красным мигает и надпись: «Разморозка». Витёк из кузова кричит: «У вас тут оборудование неисправно!». Ноль, не услышали. Он снова крикнул: «Эй, водила! У тебя оборудование накрылось!». Снова тишина. У кабины может стояли все или водитель на КПП документы подписывал, он не знает, но никто не прибежал к нему. И тут, короче, Витя услышал стоны!
–Чего? – почти хором протянули Гога и Коваль.
–Стоны. Он прислушался: из холодильника, что, видимо, размораживался, звуки типа стонов человеческих! Витя с перепугу из кузова выпрыгивает, а водитель уже в кабину своего «холодильника» забрался. Витёк, значит, смотрит: пацаны с КПП шлагбаум подняли, упоры опустили. Он второпях бежит к дежурному, обращается: «Товарищ капитан!». А тот ему: «Всё нормально, мы знаем, иди на пост». И только из рации дежурного слышно было: «Быстрее! Быстрее! Второй пост, пропустить…», – Рыжий замолк, обвёл всех патрульных напряжённым взглядом и добавил шёпотом. – Людей сюда походу привозят. Учёные свои исследования на них проводят!
Гога рассмеялся:
–Да ну! Загнул ты. Врёт, как дышит, Витёк твой! Наплёл тебе за сигаретку. «Научники» тут какой-то теорией своей занимаются. Какие, нахрен, люди в «холодильниках»? Ты посмотри на них – учёные это «ботаны» шуганые. Они с человеком что-то делать обоссутся.
Лопоухий, сидящий напротив Гоги, улыбнулся. Рыжий пожал плечами с плохо скрываемой досадой на лице и потянулся к своей кружке с чаем.
Юра Снежок, проглотив комок ужина, нарушил тишину:
–Да не. Они точно чё-то дикое разрабатывают.
Все удивлённо посмотрели в сторону Юры. Коваль спросил, смотря в глаза соседу:
–Откуда знаешь?
Снежок продолжил, разламывая кусок хлеба:
–Дня два назад, короче, иду я, значит, с Жирным по третьему маршруту. Проходим Бор, короче, корпус «научников» и, короче, мимо «полигона» идём. Смотрю, блин, на поле, а оно оцеплено «барабашками». Утро было, блин, а их – целая рота на ногах, короче. И стоят в двух метрах друг от друга, короче. Такие чёрные все, короче, на выход прям оделись, блин. Все в брониках, со стволами, короче.