Раскаты грома
Шрифт:
На утро Эдгара дю Валье и в помине не было. Ни его, ни волчьей шубы, ни лошадки.
— Не стибрил ничего, и то хорошо, — прокомментировал его неожиданный отъезд гном. — Вроде и мужик красивый, и боец хоть куда, и при деле — вон, какое доверие ему от Деспота, а всё равно — с дерьмецой внутри человек. Я это носом чую.
Аркан никогда не считал дю Валье красавцем, но в целом был с кхазадом согласен. Но эта странная встреча, и интриги отца были делом дня завтрашнего. Сегодня цель была вполне определенной: вперед, к богатой, кипучей и никогда не спящей Смарагде!
Лошади фыркали, из их ноздрей валил горячий пар, подковы выбивали из дороги осколки льда. я Утреннее солнце появилось на небосклоне, освещая холодными
XVIII ГОРОД СТУДЕНТОВ
Смарагда началась с университета. В Империи такой способ градообразования мог считаться феноменом: большая часть городов тут выросла из фортов имперских легионов, которые год за годом, век за веком двигались от Первой Гавани на Север, Запад и Восток, принося с собой порядок, дисциплину, Устав Надлежащий и Слово Сына Человеческого.
«Там где раз поднимался имперский штандарт — более опускаться он не должен!» — сказал кто-то из первых Императоров, и легионеры, руководствуясь этим принципом, строили фортификационные сооружения весьма основательно, с расчетом на века. И эта основательность привлекала: неспокойные просторы Раваарды предоставляли очень мало укромных мест, где не сожрут чудища, не нападут орки, не прилетит длинная эльфийская стрела… Лагери-крепости обрастали предместьями, торговыми и ремесленными слободами, корчевались леса и распахивалась земля — и появлялся город. А потом легион уходил — дальше, на Север, Запад или Восток, мечами раздвигать рубежи Империи Людей, потому что для любой Империи экспансия — суть вопрос выживания.
На Западе города чаще возникали вокруг феодальных замков или монастырей, в южных провинциях — на перепутье, у перекрестков и мостов, на Севере и вовсе кроме Байарада городов в полном смысле этого слова не было — только городища и селища.
Но так, чтобы местом притяжения стал университет — этим могла похвастаться только Смарагда. Храм науки и святилище духа выстроили тут благодаря деяниям святой императрицы Элии Анастасии, которая в середине V века (после Прибытия) единолично управляла Империей долгих сорок лет после смерти своего мужа. Придворные историки того периода единогласно провозгласили это время Золотым Веком культуры и просвещения. Правда, поздние оптиматские исследователи были не столь однозначны в оценках: многие из них сомневались в крепости рассудка императрицы и даже обвиняли ее в ведьмовстве и чернокнижии. Подумать только: в Смарагдском университете учились даже девицы! Обучать наукам женщин? Это же неслыханно! Только ортодоксальным безумцам такое может прийти в голову, твердили ваганты из Западных провинций. Место женщины — на кухне, в церкви, рядом с детьми. И не более того.
Лицемеры, превозносящие прекрасных дам и расписывающие возвышенную рыцарскую любовь в куртуазных романах, ставящие на пьедестал предмет своей любви, не видели никакой проблемы в том, чтобы отказывать женщинам в праве на образование, а иногда — и на грамотность. Если пустоголовая принцеска, которая кроме танцулек и вышивания ни о чем и поговорить не может, а верхом куртуазности считает ловлю вшей на камзоле кавалера и могла кому-то показаться идеалом избранницы, то точно не Аркану. И никому из ортодоксов — однозначно.
С парой таких умников Рем в свое время даже переводил ученые диспуты в иную плоскость, пуская в ход кулаки: он лично читал документы двухтысячелетней давности, в которых черным по белому самым чистым имперским языком было написано о равноправии мужчин и женщин в Первой Гавани. И о том, кто именно руководил Первым Ковчегом. Это была женщина, лекарь, офицер одной из величайших армий изначального мира людей! Об этом говорилось и в Писании, и потому в церковных ортодоксальных школах с одинаковым прилежанием
— О чем задумался, сэ-э-э-эр Беллами?! — ткнул в плечо Аркана Сверкер. — Не о бабах ли?
— О них, о них, почтенный Барди! Гляжу на прекрасный городской пейзаж, что открывается с этого холма, и думаю о женщинах, так все и есть! — откликнулся мнимый башелье. — Нам нужно в Монеточку, это во-о-он то предместье, со стенами из красного кирпича…
— Это отвратительное нагромождение грязных хибар и халуп ты называешь прекрасным городским пейзажем? — возмутился гном. — Его строили криворукие рукожопые слабоумные идиоты, у которых вместо мозга — блевотина! Местных горе-зодчих нужно запихать обратно в мать и перетрахать на что-то приличное! Это не архитектура, это детские куличики из песочницы! Да и то, только в том случае, если дети лепили не из песка, а из собачьего дерьма!
Аркан заржал в голос. Все-таки ругательное словотворчество кхазада могло считаться отдельным видом искусства. Отсмеявшись, он ткнул пальцем в противоположный от Монеточки конец города, туда, где дымили десятки и сотни труб многочисленных мануфактур. Этот район Смарагды так и назывался — Трубы, и считался самым опасным местом в городе. Рабочая окраина!
— Что скажешь на это, друг мой? — по мнению Буревестника, Трубы выглядели гораздо хуже Монеточки с ее тавернами, гостиницами, театрами, торговыми лавками и прочими заведениями, в которых школяры, ваганты, преподаватели и городские обыватели могли отдохнуть и развеяться.
— Индустриальненько, — задумчиво проговорил кхазад. — Есть в этом своеобразная красота!
— Красота? — на сей раз возмутился эльф, который до этого меланхолично наблюдал за облаками. — Красота? Да что ты понимаешь в красоте, бородатое чудовище? Единственное что тут может претендовать на эстетичность — во-о-он тот парк с незамерзающими фонтанами, у подножия, если я не ошибаюсь, одного из корпусов университета. Это — претензия на красоту! Погляди, какие там лиственницы! Какие туи!
— Сам ты — туя, остроухий Убийца Гусей! Что может быть красивее чем водный колесный привод мощностью в сотню лошадиных сил? Какое зрелище может быть величественнее, чем вращение огромной махины, придающей импульс жерновам и станкам, которые дают жизнь целому производству! Взгляни, какое там колесо! Я уверен — механики учились у кхазадов, если создали такое великолепие! — Ёррин по привычке хлопнул себя по ляжкам и тут же взвыл: — У-у-уй! Везите меня хоть в Монеточку, хоть в Говнеточку! Вместо жопы я теперь имею свиную отбивную не самого лучшего качества… Если какая-нибудь бабенка сначала хорошенько вымоет меня, а потом намажет мне жопу маслом черного тмина — вот это вот будет красота!
— Решено! — усмехнулся Аркан. — Поехали искать мазальщицу гномских задниц! Уверен — в Монеточке и такая найдется…
И кавалькада двинулась вниз с холма, к городским воротам.
Смарагда представляла собой некое странное подобие цветка, с центром в виде университета, учебные корпуса которого были выстроены по периметру условной окружности, диаметром около полутора верст. В центре располагалось величественное административное здание, откуда правил бал его превосходительство Ректор. Весь университетский центральный район был ярким образцом среднеимперской псевдоготики — одного из архитектурных стилей, которые древние мастера пытались воссоздать по сохранившимся материалам прежних: документам, гравюрам, картинам. Острые шпили, стрельчатые окна, изящество, устремлённость ввысь, богатое декоративное убранство — у Аркана даже в глазах защипало, когда он увидел четко очерченный на фоне пасмурного неба силуэт родного Философского факультета…