Раскол
Шрифт:
Лестерн невольно вызывал уважение. Работал он виртуозно. Его вопросы на первый взгляд были просты и безобидны, но только на первый взгляд. Будучи знакомым с системой ведения композиционного допроса, Вагиф прекрасно сознавал, что из его малозначащих ответов при правильном построении системы опроса можно получить вполне конкретные сведения по интересующим вопросам.
Техникой «выуживания необходимой информации» Лестерн владел мастерски. Нечто подобное преподавалось и в спецшколах Союза, но советская техника была несколько грубее, больше рассчитана на определенный прессинг. Лестерн же делал все как бы шутя, играючи, ловя собеседника на еле уловимых, сугубо эмоциональных особенностях, не забывая при этом сглаживать невольно возникающие шероховатости хорошей шуткой. И к концу беседы у них установилось полное взаимопонимание.
—
Первый признак этой болезни в вашей стране стал заметен в момент развязывания войны в Афганистане. Я не спорю, у Союза могли быть вполне обоснованные причины для несогласия с некоторыми решениями руководства соседней страны. Я хочу лишь обратить внимание на метод воздействия — военное вмешательство.
Опасность усугублялась тем, что в вашей стране назревал кризис. И ваше руководство, сделав первый шаг в Афганистане, ради «закручивания гаек» могло сделать второй шаг еще где-нибудь. Чтобы переключить внимание народа с внутренних проблем на внешние. Свалить все свои неудачи на так называемого внешнего врага.
Вот тогда-то все «заинтересованные стороны» и сплотились вокруг одной цели — изменить само советское государство. Активизировать такие силы, которые, основываясь на своей внутренней логике, помогли бы нейтрализовать военную угрозу, реально исходящую от социалистического монстра.
Не буду говорить о всех нюансах этой работы. Но могу сказать, что проблема оказалась не столь сложной. Более того, темпы ломки этого государства оказались настолько стремительны, что у некоторых наиболее трезвых профессионалов возникло ощущение, что этот процесс в скором времени может стать неуправляемым.
Кроме того, нами была допущена существенная ошибка. Мы ориентировались лишь на одну силу — на так называемое реформаторское крыло в верхнем эшелоне партии. Хотя, как сейчас стало известно, наиболее подготовленные в профессиональном смысле и, главное, наиболее последовательные реформаторы находились как раз в другом ведомстве. Но здесь сыграл свою неблаговидную роль определенный штамп или, скорее, инерция мышления. Это ведомство привыкли воспринимать как источник ортодоксального коммунистического консерватизма, с которым нельзя иметь дела.
Хочу также обратить внимание на то, что я прекрасно понимаю, что процесс ломки государства дело сугубо внутреннее. Никто извне не способен совершить подобные преобразования. Хорошо это сознавая и не настаивая на исключительной роли Запада в процессе «демократизации» Союза, должен тем не менее заметить: при более тесном контакте между соответствующими структурами не было бы совершено столько ошибок, инициаторами которых являлись в основном политики как с одной, так и с другой стороны. Тем более что исправлять все равно придется нам, а не этим безответственным губошлепам.
Но, как бы там ни было, «процесс пошел». Казалось, человечество благополучно миновало ужасы третьей мировой войны, но неожиданно возник новый очаг опасности. На сей раз повод так думать дали Штаты.
Парадоксальность ситуации заключалась в том, что всю титаническую работу по Союзу делали одни — те, кто хорошо понимал, что происходит, и на примере этой страны прекрасно видел всю пагубность политики военного давления, а плодами, как это часто бывает, в том числе и у нас, воспользовались совсем другие, ничего не смыслящие в данной проблеме. И естественно, начали с самого примитивного и самого опасного — с проведения жесткой политики, притом в рамках всего мира. Тем более, что реакция Союза уже в расчет не принималась. И все началось заново, только с другим солистом.
Лестерн на минуту умолк, налил себе полную чашку кофе и не спеша сделал несколько глотков.
— Ну это, так сказать, в мировом масштабе. А что происходит на одной шестой Земли? С одной стороны, центральное руководство Союза никак не реагирует на происходящее в стране, своей пассивностью подталкивая к активным действиям не оппозицию как таковую, а различные группы не в меру нахрапистых господ, думающих лишь о том, как бы в этом бардаке побольше нахапать. Сама оппозиция в шоке. Она могла героически сражаться с советским государством, а перед новоявленными мессиями, от которых за версту
— У вас есть факты непосредственного финансирования оппозиции? — осторожно спросил Вагиф.
— Конечно. Более того, большинство новоиспеченных лидеров этого даже не знают, ведь они получают деньги от различных зарубежных фондов, которые в свою очередь финансируются спецслужбами США.
— А что произошло в последнее время?
— Совсем недавно я как руководитель общественной организации «Всеобщий мир» написал статью, где четко изложил свои мысли. Во-первых, я не согласен с все более популярной в Америке идеей применения военной силы для решения политических коллизий. Я вижу здесь опасность возникновения глобального конфликта. Во-вторых, я вовсе не считаю ослабление Союза и возможность его распада благом. Более того, я склонен думать, что в случае распада этого государства мы скорее можем оказаться перед лицом мирового кризиса. И последнее, возможно, в данный момент самое главное. Я знаю, что ряд спецслужб Запада интенсивно поддерживает некоторые политические движения в Союзе. Все эти движения, как правило, имеют ярко выраженную националистическую направленность. Они очень нетерпимы к своим оппонентам и способны реально спровоцировать войну на территории ослабевающего Союза. И они пользуются особым расположением некоторых нынешних руководителей соответствующих ведомств.
— Почему именно эти движения приглянулись Западу?
— Ну, во-первых, не вообще Западу, а некоторым высокопоставленным лицам вполне определенных западных стран. В первую очередь это США и Франция. Но нужно заметить, что эти перевертыши-националисты имеют успех и на Востоке, да, кстати, и в самом Союзе.
— США и Франция… Почему именно эти страны?
— Вы знаете, мне легче ответить, почему к ним холодно относятся, скажем, в Германии и Англии, чем объяснить, почему они так популярны в Америке и Франции. В Германии, например, все еще очень живучи воспоминания о собственном нацизме. И эта генетическая память народа — одна из основных причин неприятия любого национализма. Кроме того, Германия в недалеком прошлом пережила ряд проблем в отношениях с турками, что также отрезвило некоторые не в меру горячие головы. С Англией несколько проще. Она имеет прекрасный опыт общения с разными странами в течение слишком долгого времени, чтобы не знать истинную цену всем этим национал-карьеристам. По-моему, так называют в вашей прессе этих господ?
Лестерн лукаво улыбнулся и закурил сигарету.
— Но здесь надо сказать о том, что же все-таки привлекает в этих националистах некоторых политиков. Как ни странно, в первую очередь простота их лозунгов. Например, полная независимость от кого-либо. Каково? Что может быть проще и глупее? Или еще похлеще — восстановление границ государства в рамках мифических карт начала эры. Это уже тоньше. Поди разберись, что там было на заре цивилизации.
Во-вторых, просто потрясающая примитивность методов. Нужно, к примеру, решить вопрос какого-нибудь нацменьшинства. Нет проблем. Присоединить к исторической родине, и все тут. Никаких тебе политических расчетов, никаких раздумий о последствиях. Какие, к черту, могут быть расчеты и размышления, если речь идет об интересах твоей нации, да не просто нации, а нации исключительной, имеющей целый букет просто неповторимых качеств.