Расколотое небо
Шрифт:
— Подвели меня. Работнички. Доверить ничего нельзя.
— На то и щука в реке, чтобы карась не дремал, — сказал Северин. — Кому поручали?
— Ей, этой самой Мажуге! Чтоб ему лихо! Он у меня в печенках сидит!
— А почему же старшему инженеру полка Черному не доложили?
— Только вот перед вашим приходом и узнал.
— Давайте, Павел Петрович на этом закончим. Но смотрите, чтобы пушки были пристреляны. Доложите Черному, а тот — командиру полка!
— Разрешите быть свободным? — Чижков неловко повернулся и пошел, уныло опустив руки.
Северин
— Ни один человек, повторяю, ни один не должен оставаться вне нашего внимания. Прошу провести анализ дисциплины и работы по ее укреплению и обсудить его на заседаниях партбюро эскадрилий и ТЭЧ. С докладами пусть выступят командиры подразделений, на комсомольских бюро — замполиты. Поймите правильно — это не должно вылиться в очередную кампанию. Не ослабляя усилий в летной работе, улучшить дисциплину — вот что главное для всех нас!
Васеев, сидевший за первым столом, внимательно слушал Северина, делал в рабочей тетради пометки. За каждым из намечаемых мероприятий он видел людей, которые их будут выполнять: комэска Федора Пургина, техника Эдуарда Муромяна, механика Михаила Борткевича, замполита Валерия Бута, инженера эскадрильи Василия Выдрина — всех, с кем ему довелось служить бок о бок, вместе делить радости и невзгоды такой нелегкой авиационной службы.
К «высотке» почти бесшумно подошел зеленый автобус, Северин, взглянув на часы, недовольно покачал головой:
— Разговорились сегодня. По распорядку дня ужин. — Он вложил в летный планшет записную книжку, взял со стола фуражку и вышел на улицу. За ним потянулись и остальные. У дверцы автобуса задержал Васеева.
— Пушки-то не все повторно пристреляны! И все тихо-мирно. Как говорится, на Шипке все спокойно. Завтра же Выдрина за бока! Поняли?
Васеев кивнул и жестом предложил Северину войти в автобус.
— Спасибо. Мне в штаб нужно зайти.
Автобус тяжело зарычал, обдал Северина густым едким дымом и покатился по дороге.
5
В штабе было многолюдно: менялись караул у полкового знамени, посыльный и дежурный. Северин подождал у входа, посмотрел смену часовых, вспомнил, как курсантом нес службу в карауле, делая зарубки на самолетном ящике после каждых проведенных на посту суток. Таких зарубок за курсантские годы накопилось больше двухсот…
Горегляд с порога встретил его вопросом:
— Как дела на стоянке?
Северин снял фуражку, подошел к столу, сел, окинул взглядом целую гору бумаг, лежавших перед командиром полка.
— Чего молчишь? А… это, — кивнул Горегляд на папки. —
— На стоянке все в порядке. Тренажер Васеева действует с большой нагрузкой. Подготовка к парковому дню прошла, на мой взгляд, хорошо. Я проинструктировал партактив, поговорил с секретарями и замполитами подразделений.
Северин вздохнул, отвел взгляд в сторону.
— Чего замолчал? Что-то не так?
— Указания о пристрелке пушек, которое вы дали, не выполнены.
— Как не выполнены! Срок прошел!
— Вот именно. Чижков обвиняет Мажугу.
— А Чижков где был?
— Видно, просмотрел. К Мажуге пора принять самые строгие меры. Может, рассмотреть на офицерском суде?
Горегляд вскочил и нажал кнопку селекторной связи:
— Тягунов, зайдите ко мне!
— Есть!
— Выставкин, прошу ко мне!
— Понял!
— Это дело я так не оставлю! — гремел Горегляд. Он возбужденно ходил из угла в угол. Взглянул на Северина, остановился, потер затылок. — А может, подождем с судом? Объявим взыскание, а? Как ты думаешь? Полк заканчивает учебный год с хорошими показателями, а тут — суд. Что о нас скажут? Как вы думаете, товарищ Выставкин?
— Вы правы, товарищ командир. Суд сейчас не ко времени. По всем показателям мы вроде бы впереди других, а тут — суд.
— Хорошо, секретарь.
— Так оно и бывает, — сказал Северян. — То конец года, то перед праздником, то инспекция едет. Потом, попозже. А попозже — острота не та, карающая рука добреет. А нарушитель порядка все это видит. «Давайте катите телегу! Вам же хуже будет. В этом полку суд, а в другом нет, — значит, там и дела получше». Так и порождаем безответственность, создаем обстановку всепрощения. — Северин резко поднялся, одернул куртку и посмотрел в лицо Горегляду. — Поведение Мажуги надо рассмотреть на офицерском суде. Взысканий у него — хоть пруд пруди. Записывать некуда, вся карточка исписана. Представляете себе, Георгий Николаевич, — Северин обратился к Тягунову, — что ни поручи Мажуге — завалит любое дело. Получил указание о пристрелке пушек. Пристрелял на нескольких машинах, руки в карманы — и в город с дружками. Там набезобразничал. Кстати, Степан Тарасович, у некоторых наших начальников явно притупленно внимание к воспитательной работе. Мы-де летаем много, остальное приложится. В эскадрилье Пургина две самоволки. Надо завтра в конце дня обязательно обсудить этот вопрос с командирами подразделений.
— Согласен, — кивнул Горегляд. — А насчет Мажуги пишите приказ, начштаба!
Тягунов присел к столу и торопливо записывал вес, что говорил полковник. Он еще не успел изучить все тонкости штабной работы в приграничном авиационном полку и внимательно прислушивался и приглядывался ко всему, что делалось вокруг. Вначале его изумляла неотступная требовательность Горегляда и Северина, но вскоре он убедился, что по-другому здесь нельзя: малейшее отступление от установленных правил и порядка могло привести к тяжелым последствиям.