Расколотые небеса
Шрифт:
— Эти призраки — они слишком сильны, они давят меня… они… они… — шептал я, теряя опору и склоняясь всё ниже и ниже.
— Призраков нет, — кричала женщина надо мной. — Встань, молю тебя, встань и отбрось их всех прочь. Это галлюцинация, так твой мозг преобразовывает чувства в иллюзии. Душат не мертвецы — тебя давит сила, она сковывает твоё тело. Твои страхи, твои горести, твой гнев — всё это материализуется в тёмную материю. Это слишком тяжёлая субстанция, подобно чёрной дыре, она всасывает в себя живую ткань мира. Ты должен сбросить излишки этой энергии, пока она тебя не убила.
—
— Да, это так, — подтвердила женщина. — Я позже тебе всё разъясню, а сейчас избавься от неё.
— Если я создал эту силу, значит я смогу её обуздать.
— Что?.. что ты задумал?
— Есть способ преобразовать тёмную материю в оружие?
— Нет, — Прошептала женщина, хватаясь руками за голову. В её голосе слышались нотки неподдельного ужаса. — Нет-нет-нет! Не смей!.. Не смей!.. — Кричала она, глядя, как я медленно встаю на ноги.
— Прости, — ответил я, оголяя свой разум. — Но иного пути я не вижу.
Мертвецы тут же бросились в атаку, хотели меня повалить и слиться своими призрачными телами с моим, но попали в ловушку. Силой мысли я начал плющить их фантомные образы, сжимая до двух маленьких чёрных точек, уместившихся у меня на ладонях. Чем больше призраков поглощали эти точки, тем сложнее мне было удерживать их в руках. Чёрные сгустки неумолимо расширялись, их масса росла, становилась осязаемой, пока бесформенные кляксы не превратились в спиральные воронки.
— Брось!.. брось их скорей! — кричала женщина. — Эти воронки всосут энергии куда больше, чем ты можешь дать.
— Ещё не время.
— Ты не готов, тебе не удержать такого плетения. Оно поглотит всю твою ауру.
— Чего стоит одна жизнь против тысячи.
— Нет!.. молю тебя, нет!.. ты не можешь… ты не смеешь!..
Я больше не слушал. С каждым мгновением плетения разрастались, впитывая в себя всё больше энергии. Когда последний мертвец растворился в воронках, пришла очередь пространственных вихрей. Вокруг моей ауры резко похолодало, поднялся порывистый ветер, энергетика, парившая в воздухе, ринулась ко мне с пронзительным свистом.
— Остановись!.. — откровенно плакала женщина. — Молю тебя… умоляю, останови это безумие.
Где-то в глубине души я не хотел колдовать, хотел послушаться и избавиться от двух губительных смерчей, но было уже поздно. Да и какой мне оставили выбор? Смерть от истощающей тело магии ничем не лучше смерти от клинков дикарей.
По крайней мере, я очень на это надеялся…
Тяжёлые тучи собрались над шейтаровой твердыней. Тагас стоял на стене и подставлял щёки морозному ветру, ловил губами снежинки и не мог надышатся воздухом, пропахшим свободой. До битвы оставались считанные мгновенья. Орда двинулась в путь. Бескрайняя масса халирцев походила на огромное стадо степных буйволов, мигрирующих между реками. Тагас припомнил, как отец впервые взял его на охоту, как придирчиво выбирал своего быка в огромном стаде, как земля дрожала под копытами дикого табуна и как пятилетний мальчик тогда испугался громогласного рёва и неудержимого живого потока.
Сегодня халар не боялся. Он больше
Воинов халара разделили по три десятка и расставили на стене в тех местах, куда двигались башни. Они первыми встретят врагов. Колдуны вооружили степных союзников добротными мечами, пиками и топорами и показали, как держаться в строю. Северяне, прикрытые тяжёлыми латами, стали позади, а стрелки заняли остальные участки стены.
— Дурацкая была затея, — пропыхтел рядом Ваха, разглядывая орды Хагмаса. — Дурацкая…
— Боишься? — хмыкнул Тагас.
Ваха нахмурился, резко обернулся к халару, но, наткнувшись на улыбку старого друга, вдруг ответил спокойно:
— Конечно боюсь. Вот уж не так я представлял себе последнюю битву.
— Интересно, и как это ты её представлял? — расхохотался Тагас. С самого детства он не упускал возможности подразнить задиру и час перед битвой исключением не был.
— Разве Хагмас прекратил Микху?
— Нет, но…
— Так какая разница, сколько их за стеной? В глазах Тренги у нас преимущество, верно?
— Ты ведь никогда не верил в Тренги.
— Зато ты верил, — повысил голос халар. — Так что продолжай верить и сегодня. Ярость твоих людей будет кстати.
— Думаешь, это что-то значит? Думаешь, у нас есть шанс?
— Взгляни туда, — указал халар на башню колдуна. Хозяин шейтарова леса остался один. Андрей стоял у парапета, вытянув руки в стороны.
— Если кто и способен победить халарат сегодня — то это он.
Ваха поёжился и нервно сглотнул. Смотреть на колдуна было жутковато, так что он тут же отвернулся.
— Разве ты не боишься этого демона? Да сам Шейтар водит с ним дружбу.
— А зачем, по-твоему, я ушёл от его башни так далеко? — снова хмыкнул Тагас. — Видел бы ты ту резню, в которой сгинул Гарус Стройный. Мне до сих пор снятся кошмары: я вижу стену огня, реки крови и груды мертвецов под ногами; слышу вопли умирающих воинов, вой раненных лошадей и грохот падающих нам на головы великанов; я задыхаюсь от едкого дыма, скованный телами на том холме, и сгораю заживо в колдовском пламени… но это не самое страшное, что сделал со мной этот выродок.
— Что может быть страшней такого кровавого поражения? — изумлённо выдохнул Ваха.
Тагас не ответил. Хотел поделиться с верным другом, но не смог. Не посмел рассказать о том, что колдун влез к нему в голову. Как он мог ждать верности от этих людей, когда и сам не чувствовал себя хозяином в своей голове. Тагас знал, что дверца осталась приоткрытой, знал, что колдун в любой миг может снова захватить его мысли и боялся этого больше всего на свете. Порой халар даже ловил себя на размышлениях о том, что это не его решение сражаться с Хагмасом, иногда ему казалось, что это просто интрига, внушение, которым наградил его северный демон… но потом Тагас вспоминал мать, и все сомнения таяли в тот же миг. Всё же Хагмаса он ненавидел сильнее, и чтобы сокрушить подлого брата, халар не побрезговал бы союзом с самим Шейтаром.