Расколотые небеса
Шрифт:
У эшафота я вздрогнул, остановился и обернулся к толпе. Глаза сами зацепились за Тири. Девица стояла на крыльце, у той самой двери, откуда я вышел. Глаза её блестели на солнце, ладошки закрывали половину лица. Больше всего на свете я боялся, что она не поймёт… что она меня не простит.
Там же стояли ребята. Курсанты опустили глаза, понурили головы, будто стыдились чего, будто боялись. На капитане не было лица. Бернис с Борисом продвигались ко мне. Наёмник остановился в десятке шагов, а граф подошёл к самому помосту.
Я медленно достал и поднял над головой меч. Люди ждали моего слова, хотели
— С-сир… пощадите… прошу, сир… не губите… молю!..
Это был удар ниже пояса. Тот голос выбил почву у меня из-под ног. Клинок повис у груди, воздух потяжелел, стал душным и спёртым, голова закружилась.
«Я не смогу» — думал я, опуская клинок, — «это выше моих сил».
Дальше я застыл в ужасе, увидев нечто зловещее… такое, что взбудоражило меня не хуже старых кошмаров. Толпа прожигала помост бешенными взглядами. Люди меня ненавидели, ещё мгновенье назад восхищались, а теперь мечтали разорвать, напоить жадные сердца чужой болью. Толпа — страшная сила. Там больше не было людей, не было разумных существ — только скопище монстров. Неразумная биомасса, что поглотила интеллект всех своих звеньев, прожевала их разум. Необратимая стихия, что снесёт на пути все бастионы, разрушит преграды. Нет ничего страшнее толпы, что учуяла запах крови и не смогла насладиться её вкусом.
Взгляд Берниса говорил вместо слов. Выбора не было. Руки графа судорожно скользили по рукояти меча. Он был готов за меня умереть, сражаться сразу со всеми, защищая глупого пришельца от всех стражников разом. Я был очень благодарен графу за верность и не смел его подвести.
Клинок снова поднялся, снова блеснул и упал на верёвку, разрушая помост. Лошадей под приговорёнными тут же пришпорили. Скакуны рванули вперёд, оставляя седоков висеть на удавках.
Тела смертников били судороги. Протяжный хрип летел над двором. Глаза лезли наружу, лица припухли, краснели, синели… Несколько минут тянулся тот ужас, долгих несколько минут я стоял и смотрел за неспешной поступью смерти, пока последний каторжник не затих, подкатив глаза к небу.
Толпа взревела. Все были счастливы и только я не мог найти себе места. Глаза потяжелели, скупая слеза смочила красную щёку. Ещё неостывшие тела покачивались на верёвках, удавки поскрипывали, перетираясь о балки. В небе над крепостью собрались свинцовые тучи, готовые излиться штормом слёз и отчаяния. Я едва успел убраться со двора до наступления бури. Глаза в тот миг пылали силой и мощью, но душа была ранена, она кровоточила под гнётом вины и досады.
Глава 6
Борис лежал в кровати и пялился на каменный потолок. Было ещё темно. Утро не задалось, впрочем, как и вчерашнее. Всё чаще наёмника терзали тревожные мысли. Ещё недавно он был уверен, что ситуация под контролем, что торрек и юная свита в кармане, что ребятки сделают всё, как им скажут, но выходило иначе.
Иллюзии развеяла казнь. Борис думал, что парнишка не справится, напортачит. Шутка ли, убить столько людей… даже Борис — бездушный наёмник, закалённый
После казни Андрей две седмицы ходил по крепости темнее тучи. Избегал всех, кроме Тири. В душевных делах девчонка оказалась настоящей находкой: не отходила от возлюбленного ни на шаг, сумела смягчить удар по его совести и помогла справиться с депрессией. Борис даже подумывал отправить молодых на недельку в посёлок, пока всё утрясётся, но не пришлось. Испытание воли торрека обошлось без новых приступов колдовского гнева.
Дистанция между наёмником и курсантами оставалась прежней. Борис из шкуры лез, чтобы сблизиться с парнями, но успехи выдались скромными. Ребятки всегда выслушивали мнение наёмника, иногда просили совета… но и только. Говорить о контроле тут не приходится. Сказочная карета, на которой Борис однажды въехал в новый, полный возможностей, мир постепенно превращалась в гнилую телегу. Того и глядишь — развалится прямо в дороге. А вместе с ней сгинут все надежды и планы.
За окном рассвело. Борис устал валяться без дела, поднялся и вышел на крыльцо. Серый двор понемногу оживал. Впереди стояли конюшни. Маленькие окошки мерцали, выбрасывая на площадь отблески факелов. Шустрый ветерок застрял в волосах, распушил короткие усы и бородку. Вместе с ветром подоспели запахи сухой травы и навоза. По телу пробежал холодок. По утрам уже было довольно прохладно — осень, считай, пришла на порог.
В следующий миг тренированный глаз уловил нечто странное. У входа в конюшню что-то промелькнуло, смутило тусклые предрассветные краски и тут же скрылось за дверью. С той стороны долетел встревоженный шорох — будто силком затащили кого. Дожидаться развязки наёмник не стал. Он должен был знать всё, что творится в крепости — от этого зависела безопасность пришельцев. Спустя три секунды Борис уже был на месте: огляделся, прислушался, шмыгнул внутрь и притаился в ближнем стойле. Его не заметили.
В проходе стояли трое стражников. Борис их не знал. Воины были так увлечены своим делом, что вряд ли заметили бы даже краала. Двое из них прижимали к балке юную девицу из общинников, а третий резво шарил у красотки под юбкой.
— Нет… нет… прошу вас!.. — умывалась слезами девчонка. — Не нужно, пожалуйста, отпустите…
— Ну что же ты, милая, — хмыкнул здоровяк в грязном платье. — Мы тебя не обидим, не бойся, ха-ха! — показывая чёрные зубы, промурлыкал он и облизал щёку девицы.
Другие ликующе захохотали и начали развязывать шнурки на груди у девчонки.
— Нет!.. нет!.. отпустите!.. отпустите меня, — забилась она, но сил вырваться девушке не хватало.
Борис уже собирался показаться и проучить жалких насильников. Такое непотребство могло вылиться большими проблемами. Общинники и стражи и так на ножах, доводить дело до серьёзного конфликта было нельзя, но вмешаться наёмник не успел. В конюшне показались новые гости.
— Отпусти её, Дурти, — строго проговорил Старг.
Паренёк стоял у двери, правая рука его лежала на рукояти кинжала, а в левой мерцал угасающий факел.