Расколотые небеса
Шрифт:
Ник увяз в свалке стражников и врагов. Много кочевников успели прорваться за стену щитов. Внутри строя сраженье гремело едва ли не громче, чем снаружи. Бернис уводил всадников обратно на холм вокруг коробки защитников. Там был простор для разгона.
— Ник, приём, — прошипела рация голосом Калаша.
— На связи.
— Бросайте всё, к чёртовой матери, и со всех ног бегите к лагерю. Это единственный шанс уйти. Мы с Косом вас прикроем.
— Ты где?!
— Мы на позиции, — ответил в рацию Кос. — Время уходит. Ордынцы перестраиваются для новой атаки. Вы её точно не переживёте. Как принял, приём?
— Я понял!.. — Пропыхтел Андрей, разрубил пополам последнего
— Отступаем!.. все в лагерь… бегом, бегом!.. уходим… щиты на спины…
— Бернис, только не геройствуй, — поддержал Андрея Крас, раздавая указания в рацию. — Без нужды не атакуй, проследи за нами с холма, а там уходи к лагерю, как принял?
— Слушаюсь, сир, я всё понял.
— Чего застыли? — ревел где-то Шева. — Команды не слышали? Уходим, скорее…
Халирцы увидели, что враги убегают, сорвались в погоню, хотели покончить с дерзкими северянами. Только сегодня их кровожадный божок от них отвернулся. Тим на одном дыхании пробежал полкилометра, как вдруг споткнулся и чуть не упал. В трёх шагах от него, на обочине под большим деревом, на самом выходе из поляны, что-то вдруг шевельнулось. Раздался пронзительный крик. Голос больно уж походил на баритон Калаша. Спустя удар сердца загремел пулемёт. С другой стороны тракта прятался Кос. Он поддержал партию Калаша и два пуле метателя устроили свинцовый шторм для орды.
Останавливаться было нельзя. Тим бежал без оглядки, перемахивал буераки, продирался сквозь кусты кохи, цеплял ногами лозу, пока не влетел на стоянку. Лагерь бурлил. Воины собирались в крепость. Тим отвязал свою лошадь и впрыгнул в седло. Рядом с ним гарцевал сам торрек, подгонял воинов, едва не выталкивал их на тропу. Выглядел он неважно: красные глаза горели огнём, уставшее лицо чуть припухло, осунулось, было всё перепачкано струпьями и грязью. Лошадь под ним сильно нервничала, гарцевала на месте. Попона вся измазалась кровью. Андрей сильно припадал на правый бок, на рубашке засохли несколько бордовых кровоподтёков.
— Уходим, скорее, скорее… — Без устали кричал Ник. — Чего уставился? — рявкнул он вдруг на Тима. — А ну быстро проваливай!
Тим встрепенулся, пришпорил коня и поскакал по тропе в гущу Крильиса, в обход Старого Тракта и всех кочевых лагерей. Нужно было как можно скорее добраться домой и скрыться за могучими стенами. Тиму не забыть эту ночь никогда. Ночь, что едва не стала последней.
Глава 19
Было раннее утро. Пламя в очаге закончило трапезу, обглодало полено до косточек и развалило несчастную кочерыжку на мелкие головешки. Комнату ещё крыл полумрак. Свеча на столе догорала, потрескивала, будоражила пугливые тени на стенах. Я сидел у камина. Только так получалось согреться.
Рядом притаилась Тири. Жёнушка всю ночь не спала — дежурила у постели. Утром не обронила и слова, крепко сжимала мою ладонь, временами нежно и робко поглаживая плечо. Несколько раз я ловил взглядом мокрые отблески в её глазах, но Тири ловко вытирала слёзы, стараясь не подавать виду. В этот раз я напугал красотку до чёртиков. Целую седмицу она не отходила от меня ни на шаг. Боюсь даже представить, сколько страха она натерпелась, сколько ужасных мгновений пережила, сколько тревожных мыслей рвали ей сердце пока я не очнулся.
Последний бой дался нам тяжело. Больше пяти сотен воинов так и не вернулись в крепость. Основные потери пришлись на пехоту, но и Бернис недосчитался шести десятков всадников. Я помню их всех, каждого я знал в лицо, каждого звал по имени. Такую
Емеля поймал шальную стрелу. Летунья глубоко вошла в бедро. Пета провозилась целый вечер, пока сумела достать наконечник, промыть и обработать рану. Затем Борис сделал ему несколько уколов и Емеля уснул.
Шеве досталось по голове. Слава Богу шлем выдержал удар, оставив хозяину всего лишь лёгкое сотрясение мозга. Ещё Рыжего немного подрезали, но называть ту царапину полноценным боевым ранением я бы не стал — ничего серьёзного. Остальным повезло больше — шкурки целы, халирские клинки ребят миновали.
Всех, кроме меня.
Пришёл в себя я несколько дней назад в нашей с Тири постели, весь перемотанный бинтами и закутанный в одеяла. Несмотря на ручьи холодного пота, что пропитали подушку, меня сильно знобило, жажда сводила с ума, а острая боль сковала движения. Тири была рядом. Умываясь слезами, красотка подала мне кружку воды. Встать было непросто, да и Тири протестовала, но тело так затекло, онемело, что я готов был вытерпеть любые муки, лишь бы хоть немного размяться.
Та битва едва не унесла мою жизнь. Кочевников было слишком много. Когда дикари набросили лестницы на щиты и прорвались в коробку, в центре строя разверзлись врата ада. Сначала была жуткая давка. Потом большинство мертвецов упали под ноги и запели клинки. Я сильно истощил ауру тараном и на энергетический щит силёнок уже не осталось.
Нас всех спасла кавалерия Берниса и в то же время атака конницы едва не сгубила торрека. Когда всадники слетели с пригорка, я на мгновение растерялся. Да… кто бы не растерялся? Земля задрожала, взревела, вокруг загрохотало, будто извержением вулкана накрыло Крильис. Крик, стоны, металлический скрежет, барабанная дробь от копыт и многоголосые вопли заполонили просеку.
Я отвлёкся от сечи и пропустил удар прыткого халирца. Кхопеш прошёл мимо броне-пластины, распорол кевларовую ткань бронежилета и пустил мне кровь на правом боку, оцарапав несколько рёбер. Острая боль ураганом смела все мысли и страхи. В памяти остались только фрагменты, застывшие кадры. На голых инстинктах я разрубил дикаря пополам. В первые несколько минут, подстёгнутый адреналином и боевым запалом, я ещё как-то сражался, потом убегал, потом скачка и… в глазах потемнело, и я выпал из седла на ходу.
Подобрал бесчувственного торрека Крас. Он уложил меня на кобылу, крепко обвязал обмякшее тело ремнём и привёз в крепость. Так мне сказали. Последние дни я только и делал, что слушал. Чувствую себя развалиной: мне всегда холодно, рана огнём горит, кровоточит. Подсохшие струпья приклеивают к коже бинты и каждая перевязка тот ещё подвиг.
Тири возилась со мной, как с ребёнком, не покидала даже на миг, глаз не смыкала. Сквозь сон я несколько раз слышал, как она тихонько плакала у кровати, но всё остальное время Тири держалась, не давала волю терзающим сердце страхам. Сегодня я проснулся раньше обычного. Рана ныла, тело подрагивало, я жутко замёрз. Жена помогла мне встать и добраться к камину. Потом укрыла тёплым плащом и присела рядом. Только тогда стало теплее.
Долго мы так просидели, молча, глядя в огонь, пока полено не расползлось красными червячками. Из коридора донеслись тихие переговоры стражников. Значит вот-вот рассветёт, раз уж новая смена заняла пост. Окно посерело, заворковали голуби над карнизом. Во дворе трижды прокукарекал петух. Зацокали копыта по брусчатке, зазвенели молоты о наковальни. Крепость пробуждалась ото сна.
В дверь постучали.
— Войдите, — первой встрепенулась Тири.
В тот же миг в покои ворвался запыхавшийся стражник.