Расколотый мир

Спунер Меган

— Бедняжка, — восклицает она. — Тебе нужно платье, или мальчики никогда не будут танцевать с тобой.

Девочка пытается протестовать, но молодая женщина с рыжими волосами не слышит ее, и наряжает ее в длинное, нежно-мерцающее платье цвета восхода солнца на Эйвоне. Когда девочка смотрит в зеркало, она не узнает себя — она преобразилась, изменилась навсегда. В первый раз она делает вдох и видит отражение улыбки за спиной. Она поворачивается, любуясь платьем, чей цвет — это цвет надежды.

Но

потом девочка замечает пятно на ткани. Она трет его, но ее пальцы делают еще хуже, размазывая его. Отчаявшись, обеими руками она пытается стереть пятно, чтобы никто его не увидел. Она трет сильнее, но ее руки окрашивают его, и каждое усилие оставляет на платье красные полосы, пока все платье не становится цветом крови. И девочка начинает рыдать от ужаса, стыда и вины, но кровь никогда не смоется… никогда.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

ФЛИНН

Я НЕ МОГУ ПЕРЕСТАТЬ ПЕРЕЧИТЫВАТЬ.

Возможно, я что-то нашла. Не высовывайся.

Подписи нет, но существование самой записки говорит мне, от кого она.

— Ты уверена, что это все, что там было?

София, после скидывания куртки и вытаптывая грязи из-под сапог, поднимает бровь.

— Ты думаешь, что было что-то еще, и я решила это выбросить? — Куртка вешается на крючок, сапоги выстроились рядом с отцовскими. Все на своем месте. Прошли годы с тех пор как я жил в таком доме.

Я переворачиваю клочок бумаги. Другая сторона — это обрывок квитанции о доставке в «Молли Мэлоун», и хотя я пытаюсь увидеть скрытый смысл, какой-то код, который я мог пропустить, там ничего нет.

— Ты сказала мне, что по словам бармена, она пролежала там несколько дней… неужели, она думает, что я просто буду сидеть на месте, пока она что-то узнает? — Я сминаю бумажку, бросаю ее в тазик, чтобы вода растворила чернила.

— Может, она не хочет, чтобы твою голову отрубили. — Тон Софии легкий, хотя юмор не трогает выражение ее лица.

Я подхожу окну, вглядываясь в промежуток между тенью и рамой. То немногое, что я могу разглядеть — это грязь и ничего кроме нее, но иногда появляются яркие вспышки, только они так быстро гаснут, что я не могу понять с какой они стороны. Ноги беспокойны, не предназначены для такого бездействия. Спрятавшись на болотах, все, о чем я мог думать, это — поспать в настоящей кровати. Теперь я просто хочу быть свободным, чтобы идти туда, куда захочу.

И туда, куда я хочу пойти — это… к Джубили.

— Что она думает, у нее может быть? — голос Софии прерывает мои мысли, и я понимаю, что она наблюдала за мной, прислонившись загроможденному столу.

— Ты читала записку.

— Да, ладно, — она поднимает бровь. — Скажи мне, что так

важно.

— Мы пытаемся выяснить, что происходит на Эйвоне. Почему эта планета никак не видоизменится, почему она сводит людей с ума, почему корпорации прячут секретные объекты на ничейной земле.

София молчит, не реагирует на откровения в моей маленькой вспышке.

— Ну, — медленно произносит она, — звучит так, будто она добивается прогресса. И ты здесь в безопасности еще некоторое время, пока меня не отошлют.

Часть моих огорчений отступает и на их месте расцветает сочувствие. Софии осталось всего несколько месяцев до шестнадцати, но по закону она сирота войны. Она будет отправлена в один из приютов Патрона или Вавилона. Существует немного шансов, что сироты мятежников вырастут в повстанческих бойцов, если забрать их из своих домов. Меня тоже собирались отправить куда-то после смерти Орлы, но я сбежал и стал жить с фианной.

— Когда?

— Не знаю. — Она, болезненно улыбаясь, пожимает плечами. — Они пытаются найти мою мать, но они ее не найдут. Она никогда не хотела, чтобы ее нашли. Это будет со следующей поставкой, или через одну… они не говорят тебе, когда они придут за тобой, так чтобы ты не смог сбежать.

Моя вина. Снова.

— София, меня не будет здесь, когда они придут. Я собираюсь на базу. Я должен найти способ пробраться к Джубили, если она нашла зацепку.

— Ты сумасшедший, верно? — София выпрямляется, уставившись на меня. — Да, их внимание направлено на боевые действия, но твое лицо по-прежнему показывается на каналах службы безопасности каждые пятнадцать минут или около того.

— Значит, я отправлюсь ночью, когда темно.

София не отвечает, жуя нижнюю губу, сдвинув брови вместе. Она наблюдает за мной, борясь с какой-то внутренней битвой, которую не озвучивает, а затем ломается, бормоча что-то под нос, и направляется в свою комнату.

— Жди здесь.

Она на мгновение исчезает в соседней комнате, прежде чем вернуться с ведром воды и небольшим холщовым мешком. Она ставит ведро и опускается на колени, переворачивая сумку и высыпая одежду и несколько предметов. Когда крошечная обрамленная фотография — большинство горожан не имеют доступа к камерам — с ее отцом гремит об пол, я понимаю, что все это такое. Это ее сумка, когда чиновники придут за ней.

Но она игнорирует свои вещи, опустошая сумку, а затем берет нож со стойки. Им она режет подкладку, отрезая второе дно. Прежде чем я успеваю выразить свое удивление, она вытаскивает несколько немаркированных пакетиков и смотрит на них с нечитаемым выражением. Затем она поднимает взгляд, и половина ее рта расплывается в улыбке.

— Садись, — приказывает она, тыкая пальцем на коврик.

Я осторожно опускаюсь, когда она открывает один из пакетов, с любопытством принюхиваясь к содержимому. Потом она топает ко мне, вставая позади меня.