Расколотый рыцарь
Шрифт:
В те дни, когда офис будет слишком похож на клетку.
— Привет, Исайя.
Я выключил воду и отвернулся от раковины, когда подошла Брайс. Она подняла пакет с обедом, на котором было написано мое имя.
— Спасибо.
— Конечно. Я не хотела, чтобы он размок.
Я заказал чизстейк, и примерно через тридцать минут хлеб размяк. Я все равно съел его. Мокрый хлеб был лучше, чем любая еда, которую я ел в тюрьме.
Брайс не вернулась в кабинет, а села на круглый покатый табурет в нескольких футах от
Похоже, мы обедаем вместе.
Я пододвинул еще один табурет и влез в свой коричневый бумажный пакет. — Ты поела?
Она покачала головой. — Я заказала куриный салат, что в то время казалось хорошей идеей, но запах меня достал. Видимо, этот ребенок любит только красное мясо.
Мой чизстейк был разделен на две части в алюминиевой упаковке. Я протянул одну половину. — Хочешь?
— Ты не против?
— Принеси мне потом свой куриный салат, и мы договоримся об обмене.
— Договорились. — Она вгрызлась в сэндвич и откусила огромный кусок, застонала, когда жевала, затем проглотила. — Женевьева сказала, что ты из Бозмана. Я этого не знала.
— Ага. — Я набросился на свой сэндвич, уже жалея, что не пошел в офис, когда позвала Прес. От вопросов было легче уклониться в группе. Один на один с Брайс? Я был в полной заднице.
— Там я выросла.
Моя челюсть остановилась. Мои плечи напряглись. Она знала? Она не могла знать, верно? — Мир тесен.
— Особенно в Монтане. Сколько тебе лет?
— Тридцать один.
— О. Мне тридцать пять. Мы просто разминулись в старших классах.
В Бозмане была только одна. — Возможно, ты знаешь моего старшего брата. Кейна Рейнольдса?
Ее глаза расширились. — Кейн Рейнольдс — твой старший брат?
— Э.…да. — Черт. Зачем я это сказал? Я был чертовым дураком. Я открыл дверь в свое прошлое.
На щеках Брайс проступил румянец, и по ее лицу расплылась ухмылка. — Кейн был на год старше меня, но я его знала. Думаю, все девочки его знали.
Ничего удивительного. Большинство девочек в старшей и средней школе были влюблены в моего брата. У Кейна был классный вид, не требующий усилий. У него не было ни одной неправильной кости в теле. Если у меня был ужасно неловкий подростковый период, то Кейн его пропустил.
Он был ребенком, который не принадлежал ни к чьей клике, потому что у него была своя собственная клика. Ему никогда не нужна была компания друзей, как мне. Он привык. Он был доволен одиночеством.
Я не останавливался ни перед чем, чтобы быть в центре внимания в старших классах. Я был мальчишкой, который брал на себя все дерзости. Мальчиком, который затевал драки, когда это было необходимо. Клоуном, которого учителя боялись увидеть в списке.
Это было до Шеннон.
Теперь
— Я была влюблена в него больше всех, — призналась Брайс.
— Большинство девочек тоже.
— Как у него дела?
— Хорошо. Счастлив. Он живет в Ларк Коув, на берегу озера Флэтхед, со своей женой.
— Рада это слышать. — Она улыбнулась. — В следующий раз, когда будешь с ним разговаривать, передай ему привет от Брайс Райан.
— Я так и сделаю. — Я откусил еще кусочек, яростно жуя, желая держать рот набитым, чтобы мы не начали больше говорить о моей жизни.
Возможно, я уклонился от этой пули. Брайс, похоже, ничего не знала об аварии. Надеюсь, она не стала бы копать.
Я приехал в Клифтон Фордж, чтобы убежать от своего прошлого, а не говорить о нем. В Бозмане было слишком много призраков. Слишком много плохих воспоминаний. Здесь, по большей части, никому не было до этого дела.
Кроме Женевьевы.
В последнее время она была тихой и отстраненной. Я ранил ее чувства в прошлом месяце, когда отказался отвечать на ее вопрос, и я ненавидел себя за это.
Она заслуживала знать, что за мужчина спит на диване рядом с ней каждую ночь. Но каждый раз, когда появлялось окно, я не мог заставить себя заговорить.
Она бы осудила меня, и совершенно справедливо. Я был трусом и не хотел видеть в ее глазах страх или осуждение — только не от нее. Или, что еще хуже, жалость. Женевьева знала, что я был в тюрьме, но она никогда не спрашивала, за какое преступление. С тех пор как я оказался в хижине, она возвела меня на пьедестал. Она считала меня хорошим человеком.
Я им не был.
Но, черт возьми, было приятно почувствовать себя достойным. Быть достойным такой женщины, как Женевьева, было ничем иным, как чудом.
Я не был готов отбросить чудо вместе с правдой.
У входа хлопнула дверь машины. Снаружи перед офисом припарковался черный Chevy Blazer. Вероятно, это была еще одна простая работа. Может быть, кто-то хотел поторопиться с заказом шин для снега.
Я проглотил кусочек и отложил сэндвич в сторону, готовый выйти и поприветствовать клиента, когда я поднял глаза, то мое сердце упало.
— Мама?
Она не слышала меня. Она была на пути в офис.
Я поспешил через магазин, уворачиваясь по пути от деталей и инструментов. — Мама!
Она повернула голову, и улыбка озарила ее лицо. — Привет.
— Привет. — Я притянул ее к себе, чтобы обнять, и она поцеловала меня в щеку. — Что ты здесь делаешь?
— Прошли месяцы с тех пор, как я тебя видела. Когда я звоню, ты всегда так занят работой. Я взяла выходной и решила нанести тебе неожиданный визит. Ты можешь показать мне мотоцикл, над которым ты работал. Может быть, после того, как ты освободишься, мы сходим куда-нибудь поужинать.