Раскрытие тайны

Загородный Николай Григорьевич

— Вот видите, какой вы, — заискивающе произнесла будущая королева.

— Предлагаю за отличника книжной торговли, — наполняя бокалы, сказал Василек.

— Нет, нет, — запротестовал завмаг. — Сперва за нашу новую приятельницу.

— За милочку, — вставила толстушка.

Над столом раздался протяжный хрустальный звон. Он потом повторялся еще много раз. А когда друзья расходились, условились, что очаровательная Любушка, как называл ее весь вечер завмаг, завтра утром будет у него в девять, до открытия магазина.

Но утром Любка не узнала вчерашнего внимательного поклонника. Ей сейчас казалось, что этот

человек никогда в жизни не улыбался. Он был весь погружен в заботы. Неожиданно из подшефного района прибыла за какими-то книгами автомашина, пришлось срочно вызвать сотрудников, заниматься отбором книг, оформлением документов. Потом он стал жаловаться на тесноту в магазине и в подсобных помещениях. Говорил громко, отрывисто, так, чтоб слышали мелькавшие всё время в отделах сотрудники.

— Вот видите, товарищ, что делается. Разве можно при таких условиях удержать переходящее красное знамя…

Любка впервые попала в подсобные помещения в книжном магазине. Она привыкла любоваться чистенькими и нарядными книжными витринами, книгами, аккуратно расставленными корешок к корешку на полках. Ей казалось, что здесь над каждой книгой люди дрожат, обращаются с ней, как с живым существом. Но попав в подсобные помещения, она остановилась в недоумении, даже в испуге. «Что это, куда я попала?» — подумала она. Пять небольших комнат с высокими потолками были заставлены дощатыми стеллажами, на которых от потолков до самого пола всё заполняли книги. Одни были расставлены на полках корешками наружу, другие — внутрь, третьи лежали просто кучами, подминая обложки и нечитанные еще никем страницы. Книги лежали и в проходах между стеллажами, лежали просто на полу без всякой подстилки. Одни вываливались из разорванных пачек, другие оставались месяцами туго стянутыми шпагатами. Связки книг заполняли и коридоры. Их можно было увидеть под столами и в кабинете завмага и в комнате бухгалтерии. В крайней правой комнате в углу после дождя появилась течь. Видно было, как вода, просочившись сквозь потолок, сбегала по книгам, оставляя после себя мутные следы. Здесь пахло сыростью и гнилью.

— Вы думаете, начальство не знает о нашей тесноте? Двадцать пять раз писал, требовал, но всё обещают, а книги прибывают и прибывают. Каждый месяц я получаю по две-три тысячи новых наименований, — не унимался разошедшийся завмаг, водя свою посетительницу по хранилищам.

В этот момент стрелка на больших круглых магазинных часах подошла к одиннадцати. Раздался резкий электрический звонок. Дверь магазина широко раскрылась. Сотрудники заняли свои места за прилавками. В подсобных помещениях никого не осталось. Тогда Хачатур пригласил свою посетительницу в кабинет. Он сам закрыл за ней дверь, снял темные очки и вдруг заулыбался.

— Политика, очаровательная Любушка, всё делает политика, — заговорил завмаг, касаясь ее руки. — У меня пятнадцать продавцов. Не дай бог, если бы хоть один из них узнал, кто вы. А теперь все пятнадцать знают, что вы из Книготорга. Значит, теперь вы сможете заходить ко мне всегда, когда в этом будет необходимость. А необходимость такая, я думаю, будет. Понимаете, очаровательная, в чем дело?

— Ну и хитренький же вы, Хачатур Иванович, — кокетливо сказала Любка, осторожно высвобождая свою руку из руки завмага.

— Хорошо. Теперь о деле. — Лицо завмага сразу стало администраторским. Он снова надел

темные очки и продолжал: — Есть у меня «Солдат Швейк», есть «Королева Марго», есть Киплинг. Устраивает?

— Конечно, Хачатур Иванович…

— Вот мои условия: Швейк — номинал 13, мне по 45. «Королева» — номинал 16, мне по 40. Киплинг — номинал 15, мне по 35. Устраивает? По рукам?

— Что вы, Хачатур Иванович, а я с чем останусь! — Любка высоко подняла изогнутые дуги своих бровей.

— Не пугайтесь, очаровательная, вы лучше спросите своего дружка, сколько он заработал при моем участии на Жюль Верне. И вы без заработка не останетесь. В этом даю вам слово чести…

— Я все-таки новичок, Хачатур Иванович, вы должны быть ко мне снисходительнее, — растягивая последние слова, трогательно произнесла Любка и опустила глаза. Ей был противен этот лысеющий, самодовольный делец, скрывавший свой взгляд за темными очками. Он казался ей хуже нечистого на руку мясника в белом фартуке, который с утра начинает красть у покупателей по грамму мяса, а к вечеру уносит домой сотни рублей для покупки «Победы» или «ЗИЛа». Но Любка продолжала торговаться.

— Хорошо, очаровательная Любушка, — неожиданно мягко произнес завмаг и, приблизившись, взял ее за руку. — Вы видите, как мне трудно с вами разговаривать на расстоянии. Только, прошу вас, в дальнейшем не злоупотребляйте и будьте так же уступчивы со мной, как я с вами. «Швейка» отдаю вам по тридцать, «Марго» — по двадцать пять, Киплинга — тоже по двадцать пять. Ваш заработок составит, знаете сколько? — и, помолчав немного, выпалил: — Тысячу рублей. Да, тысячу, не меньше! А вы знаете, как трудно людям заработать эту тысячу? — уже как-то многозначительно и подчеркнуто произнес он.

Любка поняла этот намек, но заставила себя улыбнуться.

— А сейчас, давайте мне еще одну вашу ручку и уходите. Завтра в девять ноль-ноль, как говорят военные, — будьте около магазина, поедем вместе на базу.

Выйдя из магазина, Любка долго бродила по улицам, стараясь найти ответы на возникшие вдруг вопросы. Она забыла уже о той тысяче рублей, которые завтра у нее могут оказаться. Ее интересовало другое. «Вот завтра, — думала она, оглядываясь на серое здание книжного магазина, — иуда стремглав полетят десятки и сотни настоящих книголюбов, которые готовы сутки, двое и трое простоять в очереди только для того, чтобы приобрести нужную им книгу для своей библиотеки. Они будут сперва толкаться у двери перед открытием магазина, потом толпиться в очереди, и вдруг услышат: «Швейка всего пять экземпляров» и уйдут ни с чем. А Хачатур завтра вечером получит за того же Швейка триста-четыреста рублей, будет сидеть со своей Дорофеей в парке в ресторане и распивать шампанское. Как же он станет отчитываться за проданные мне книги?

3. Дорофея рассказывает…

Еще в тот день, когда Любка впервые зашла в магазин Хачатура, она увидела там свою новую знакомую, толстушку Дорофею Пантелеймоновну, величавшую себя Додочкой. Она сидела за окошком кассы — круглолицая, в прозрачной с глубоким вырезом блузке, весело перебирая низко спускавшуюся на грудь нитку стеклянного жемчуга и была точь в точь, как портрет в раме. Теперь же обе считали себя давнишними приятельницами. Встречаясь, они болтали обо всем, что только взбредет в голову.