Раскрытие тайны
Шрифт:
Ночевал Василь в сене под звездами. Видел во сне Карпухина, театр, Петровича и Аринку. Карпухин убегал от него и бросался под поезд, Петрович драл его за ухо, а Аринка плакала.
Василь вернулся домой на следующий день к вечеру. Аринка, действительно, плакала и собиралась с Петровичем в город искать Василя.
Василь выждал, пока Аринка успокоится, а потом потянул ее в сельсовет к Ивану Ивановичу. Предсельсовета же, выслушав Василя, потянул их обоих в Иванково, к следователю Илье Фомичу.
Целый час Василь рассказывал Илье Фомичу о поездке в областной центр, на смотр художественной самодеятельности. Но о самом смотре он молчал, рассказывать ему было нечего. Говорил Василь о голубом киоске с ледяной
Потом Василь, услышав гомон дерущихся за окном воробьев, неожиданно добавил:
— А воробьи там такие же, как у нас…
6
В Центральной сберегательной кассе областного центра искали вклад на имя Карпухина. Выяснили — вкладчика Карпухина у них нет. Но обратили внимание на одну карточку: некий гражданин Карпов раз в два месяца кладет на книжку две с половиной тысячи рублей. Вклад его составлял уже без малого сорок тысяч.
Установили — подпись Карпова сделана Карпухиным.
В те же дни пришел запрос из Областного управления милиции и в Углычевский район. Углычевцы вспомнили, что две недели назад назначили пенсию инвалиду Карпенко. Вспомнили и всполошились: приметы Карпенко и разыскивавшегося Карпухина совпадали. Совпадали приметы Карпухина и с Коробовым, который получал пенсию в Белковском районе.
— Так где же его искать и какова его настоящая фамилия? — спрашивали друг друга работники милиции.
А «пенсионер» после своей поездки в сберегательную кассу областного центра снова блаженствовал в соседней области у вдовы Зацепилиной. Снова парился в баньке, пил вишневки и чай с коньяком, пускался в долгие перепалки из-за раздела усадьбы и из-за того, что волосы у него никак не отрастали. Но подошел срок получения пенсии — и он снова в дороге. Тысяча рублей в Замойках получена, а теперь куда — в Белковское или в Углычево? Решил сперва в Углычево.
Но едва он протянул пенсионную книжку, как подошедший сзади него старший лейтенант сказал, наклонясь к окошку кассы:
— Этому гражданину выдачу пенсии надо временно задержать… — И только без истерик, их достаточно было, — добавил лейтенант и предложил «пенсионеру» идти за ним.
Теперь следствие по делу Карпухина-Карпеня-Карпова-Карпенко и Коробова, как «Деятеля областного масштаба» уже велось в областном городе. Настоящая фамилия его, как оказалось, была Карпов, остальные — для получения пенсии.
Среди многочисленных свидетелей больше всего хлопот доставляла следователю вдова Зацепилина. Вдова визжала так, что звенело в ушах. Подбоченясь, она требовала для своего недавнего возлюбленного самого сурового наказания. При этом вдова особенно упирала на то обстоятельство, что «он склонял ее отписать половину дома и сада».
На первом же допросе многофамилец понял, что отпираться бесполезно и с этого момента на все вопросы следователя стал отвечать тоже вопросами.
— Почему я не работал? А почему я должен был работать? Собесовцы — им только пусти слезу — не обидят. Запишите это, гражданин следователь в протокол, обязательно запишите. Да и бабы меня подкармливали. Спасибо им…
«Пенсионеру» дали пятнадцать лет…
ЗОЛОТОЕ ДНО
1.
Остап Васильевич Крышкин ничем внешне не походил на известного искателя сокровищ мадам Петуховой. Во-первых, был он уже не молод, во-вторых, в его наружности никто не смог бы найти ничего привлекательного. Чуть-чуть ниже среднего роста, поджарый, с маленькими черненькими глазками, он чем-то напоминал поднебесную птицу с железным, загнутым вниз клювом, случайно попавшую в клетку.
И одевался он далеко не так, как великий комбинатор. Не носил ни зеленого костюма, ни знаменитых лаковых штиблет с замшевым верхом апельсинового цвета. На нем всегда был серенький потертый костюм с оторванными пуговицами, парусиновые туфли на прессованной подошве и глубокая с черной лентой соломенная шляпа. Неизбежным его спутником везде и всегда оставался измятый гранитолевый портфель.
И все-таки друзья величали Остапа Васильевича Крышкина Бендером, на что имели достаточно веские основания.
Появился Крышкин в системе сборщиков утиля и металлолома как-то случайно и незаметно. Работал раньше он где-то агентом по снабжению. Как человека близкого по роду занятий, его охотно зачислили в великую армию заготовителей утиля, присвоили персональное звание киоскера по сбору от населения бытового лома. В тот же день Остап Васильевич надел на свой серенький костюмишко просторный черный халат, засучил рукава и занял место в дощатой зеленой будочке под толевой крышей. Крыша была дырявой, протекала при дождях и всегда пахла смолой. Будочка стояла в глухом переулке под изогнутыми ветвями старой осины. Листья осины даже в тихую погоду вели между собой какой-то таинственный разговор, и это в первое время немного развлекало киоскера. Случалось так, что ему с утра и до вечера приходилось сидеть, положив на колени руки, в ожидании посетителей и возвращаться ни с чем. Бывали, правда, дни и пооживленнее: приходили старушки с прогоревшими сковородками, ненужными чугунными утюгами и покрытыми ржавчиной противнями, прибегали ребятишки, таща за собой на буксире где-то добытую разъеденную ржавчиной решетку, спинки от кроватей или связку подпрыгивавших за ними негодных матрацных пружин. Остап Васильевич в таких случаях довольно потирал руки, долго и придирчиво осматривал принесенные предметы, потом заглядывал в замусоленную книжицу ценника, и начиналась торговля. Ребята, правда, те всегда сговорчивее: на мороженое хватит — и спасибо, дядя, а вот со старушками нередко приходилось выдерживать целые баталии.
— Запаяете горшочек и он еще вашим внукам по ночам верно будет служить, а вы мне двадцать копеек суете, — упрямится старушка, но и в таких случаях убедительная логика киоскера всегда одерживала верх.
Но чаще все-таки приходилось прислушиваться к шуму старой осины и думать свои невеселые думы.
«Что за жизнь, что за работа — пятьсот — шестьсот рублей в месяц при растущих материальных и культурных потребностях! Нет, так дальше невозможно», — решил он однажды, и зеленый киоск Крышкина вдруг был погружен на подводу и перекочевал в пыльный переулок центрального рынка. Здесь не было не только шумной ветвистой осины, но даже самого захудалого зеленого кустика, зато сколько практических преимуществ! Рядом, справа и слева, ларечки и киоски, именуемые мастерскими по ремонту кухонной утвари, жестяницкие, слесарно-механические. В этих мастерских старые, уже побывавшие на свалке примуса натираются до блеска самоварного золота и сбываются как новые. Под песни идет лужение и пайка. Деревянные молотки жестянщиков ловко изгибают купленную тут же у утильщиков старую жесть, и появляются новые ведра, духовки, противни, тазы. Вокруг всегда шумно и людно. К тому же рядом проезжают на рынок и с рынка такие неискушенные в утиле покупатели, как колхозники. Как тут не развернуться!