Распад

Стерлинг Брюс

– Я не могу сейчас приехать в Техас.

– Ты слышала о положении на базе ВВС в Луизиане? Наш сенатор объявил голодовку. Я здесь кое-что откопал. Это крупная история, ты сможешь прилететь, осветить положение на месте.

– Думаю, твой друг Сосик с этим справится, – сказала Клара. – Я больше не работаю бостонским обозревателем.

– Что? – Он остолбенел. – Почему?

– Меня наняли через Сеть. Они хотят, чтобы я летела в Голландию.

– В Голландию? И что ты им сказала?

– Оскар, я политический обозреватель. Как я могу

отказаться от приглашения приехать в Гаагу? Это же холодная война, дремлющее неустойчивое равновесие, такой случай выпадает раз в жизни. Думаю, это мой шанс.

– И долго ты там пробудешь?

– Ну, это зависит от того, насколько хорошо я буду справляться с работой.

Оскар почувствовал гул в голове.

– Да, это ценно. Конечно, ты хочешь работать хорошо. Но все же… дипломатическая ситуация… голландцы, они же склонны к провокациям! Они очень радикально настроены.

– Конечно, они радикально настроены, Оскар. Их страна тонет. Мы тоже стали бы экстремистами, если бы больше половины Америки погрузилось в воду. Голландцам пришлось столько потерять, они готовы лечь костьми ради своих дамб. Именно поэтому там интересно.

– Ты же не говоришь по-голландски.

– Они все говорят по-английски, ты же знаешь.

– Но у них военный режим. Это опасно. Они выдвигают Америке дикие требования, они настроены против нас.

– Я репортер, Оскар. Меня трудно запугать.

– Значит, ты действительно на это решилась, – заключил Оскар мрачно. – Ты собираешься меня бросить, не так ли?

– Я бы не хотела представлять это таким образом.

Оскар уставился невидящим взглядом в заднюю стенку автобуса. Белая раковина автобуса внезапно показалась ему чужой и враждебной. Киднэппинг. Его похитили из дома, увели от его женщины. Автобус кампании похитил его. Он развернулся спиной к автобусу и с телефоном в руках направился в сторону густого техасского леса.

– Нет, – сказал он. – Понимаю. Дело в работе. Мы оба стремились сделать карьеру. Первым начал я. Получил интересную работу и покинул тебя. Не так ли? Оставил тебя одну и до сих пор не вернулся. Я далеко и даже не знаю, когда приеду.

– Ну, это ты сказал, не я. Но это правда.

– Значит, я не в праве выискивать твои ошибки. Мы оба понимали, что такое может случиться. Мы никогда не давали друг другу обещаний.

– Это верно.

– Просто у нас были отношения.

– И они мне нравились.

– У нас были хорошие отношения, правда? Нам было очень хорошо.

Клара вздохнула.

– Нет, Оскар, я не могу позволить тебе так говорить. Не говори так, это несправедливо. Это было гораздо лучше, чем просто хорошо! Это были великолепные, совершенно идеальные отношения! Я имею в виду, ты так мне помог. Ты никогда не пытался сочинять небылицы, ты вообще вряд ли хоть раз соврал. Ты позволил мне жить в твоем доме. Ввел в круг твоих друзей – богатых и влиятельных. Помогал мне продвинуться. Никогда не кричал на меня. Ты вел себя как настоящий джентльмен.

Ты был изумительный, сказочный бойфренд!

– Это очень мило с твоей стороны. – Ему казалось, что с каждым ее словом из него по капле вытекает кровь.

– Я в самом деле сожалею, что никогда не могла… ну, ты понимаешь… совсем забыть отвоем происхождении.

– Ничего, – с горечью промолвил Оскар. – К этому я приучен.

– Это просто – просто одна из вечных трагедий. Такая же, как, ты ведь понимаешь, как проблема моей собственной принадлежности к национальному меньшинству.

Оскар вздохнул.

– Клара, я не думаю, что кто-нибудь всерьез может плохо относиться к тебе из-за того, что ты принадлежишь к англосаксонской расе.

– Нет, принадлежать к расовым меньшинствам тягостно. Это так. Я имею в виду, что ты один из немногих, кто имеет представление о том, что это значит. Я понимаю, ты ничего не можешь поделать с обстоятельствами своего рождения и все же… в общем, это одна из причин, почему я приняла предложение голландцев. Сейчас очень многие белые возвращаются обратно в Европу… Мой народ оттуда, понимаешь? Там мои корни. Я надеюсь, мне это как-то поможет.

Оскар вдруг почувствовал, что ему стало трудно дышать.

– Я чувствую себя ужасно, милый, как будто я действительно бросаю тебя.

– Нет, так будет лучше, – сказал Оскар. – Это сильно ранит, однако лучше так, чем тянуть и лицемерно делать вид, что все продолжается. Давай останемся друзьями.

– Понимаешь, я, возможно, вернусь. Не пори горячку. Не впадай в уныние. Потому что я – это просто я, твоя подружка Клара, понимаешь? Это не судебное решение.

– Лучше чистый разрыв, – твердо сказал он. – Лучше для нас. Для нас обоих.

– Хорошо. Раз ты так хочешь, то, наверное, я понимаю. Прощай, Оскар.

– Все, Клара. Прощай.

Он повесил трубку. Затем с силой швырнул телефон в заросли деревьев.

– Ничего не получается! – заявил он грязному красно-серому закатному небу. – Я ничего не могу поделать!

3.

Оскар отодрал кусок ленты с желтой бобины и обмотал вокруг шлакоблока. Затем поводил вокруг ручным сканером, чтобы активировать пленку. Было около часа ночи. Ветер, качавший верхушки высоких черных сосен, был влажным и противным. Погода как нельзя более соответствовала настроению усердно трудящегося Оскара.

– Я – краеугольный камень, – провозгласил шлакоблок.

– Хорошо тебе, – усмехнулся Оскар.

– Я – краеугольный камень. Отнеси меня на пять шагов влево.

Оскар проигнорировал это требование и быстро обмотал лентой другие блоки. Размашисто помахав сканером вокруг них, он оттащил последний в сторону, чтобы приняться за укладку нового уровня.

Стоило только рукам в перчатках прикоснуться к последнему блоку, как тот предупредил:

– Не ставь меня пока. Сначала следует установить краеугольный камень.