Расплата (Две судьбы - 1)

Малков Семен

– Боюсь, - честно признался Вячеслав Андреевич.
– И детей жалко, и Варю, если что. Но иначе поступить не могу!
– Глубоко вздохнул и с вызовом поглядел в глаза Григорьеву.

– Сейчас, возможно, решается судьба России - освободится или нет народ от жестокого, лицемерного гнета коммунистического режима. Как живут наши люди? Хуже всех в Европе! Что дала революция? Построили коммунизм? Вот видишь - тебе самому смешно. А тут не смеяться - плакать надо!
– Осуждающе посмотрел на Григорьева.
– Тебе бы покаяться, Иван Кузьмич! Столько лет дурили народ! Вот Ельцин обещает покончить с этим, возродить Россию - и я с ним. Ради будущего своих

детей! Хочу помочь, защитить! Я врач - могу понадобиться.

Однако Григорьева его пламенная речь не смутила и ни в чем не убедила. Сытый голодного не понимает!

– Ну ты и карась-идеалист! Прости, это я по-свойски, без обиды. Значит, от коммунистов решил Россию освободить, Ельцину поверил?
– И насмешливо покачал головой.
– А кто такой Ельцин? Один из партийных воротил, только шкуру сменил. А кто вокруг него? Секретари и члены ЦК, партийно-комсомольский актив, профессора научного коммунизма. Все перевертыши! В одночасье демократами стали! И ты, наивный, им веришь?! Просто к власти рвутся, к жирному куску! С ними может быть еще хуже. Бедная наша Россия!

– Пожалел волк кобылу!
– решительно возразил Никитин.
– Ну и что? В партии было много честных людей, поверивших в красивые слова. Хуже не станет! За время вашего правления народ богатейшей по ресурсам страны так и не вылез из нищеты, отстал от европейцев на сто лет! Наши люди не хуже других. Не умеете управлять - убирайтесь с дороги!
– Он взглянул на часы и встал из-за стола.
– Думаю, Иван Кузьмич, когда народ тебя одернет, ты многое поймешь, - миролюбиво заключил он.
– А не поймешь - тем хуже для тебя, да и для всех нас. Пойдемте, Варенька, дети! Пора домой!
– позвал он своих.
– Спасибо, Веруся, за компанию и за вкусный обед. Извини, если что не так. Нам надо поторапливаться. Мне, наверно, сегодня спать не придется!

Как известно, "гекачеписты" не решились бросить армию на безоружный народ, тем более, что в войсках началось брожение и отдельные подразделения стали переходить на его сторону. "Путч трясущихся рук", как прозвали эту неудавшуюся попытку партийного руководства сохранить свой режим, с треском провалился. Участь его была предрешена. Отставка Горбачева и запрет КПСС стали вопросом времени.

К осени, когда вернулась с гастролей Светлана и переехали с дачи Вера Петровна с Петей, Григорьев уже перестал ездить на работу; кабинет его, как и все апартаменты ЦК на Старой площади, новые власти опечатали. Он замкнулся в четырех стенах городской квартиры и никуда не выходил. Целыми днями играл с Петенькой или перебирал бумаги, запершись в кабинете. Свой архив и наиболее важные документы хранил в маленьком стенном сейфе, спрятанном за копией картины Грекова "Тачанка", висевшей над письменным столом.

Всю заботу об отце охотно взяла на себя Светлана, - Вера Петровна, не в силах побороть возникшее отчуждение, почти не общалась с мужем, отделываясь короткими фразами. Дочь выполняла все поручения отца, заботилась о бытовой стороне его жизни.

Зарплаты Иван Кузьмич не получал, но в деньгах они не нуждались: у него оказались изрядные накопления.

– Мои "неприкосновенные запасы", - с усмешкой объяснил он дочери, доставая из сейфа толстую пачку сотенных в банковской упаковке, - я человек предусмотрительный. Это тебе на текущие расходы.
– Подумал немного и достал из глубины сейфа толстое кожаное портмоне.
– А вот это спрячь понадежнее. Иван Кузьмич смотрел на дочь серьезно и многозначительно.
– Здесь немалая сумма в валюте. Пригодится вам на черный день.

Мало ли что со мной может случиться? Могут, например, арестовать.

– Неужели, папочка, дойдет до этого? За что же? Что ты такого натворил?
– Светлана подняла на него испуганные глаза.

– Да ничего особенного. Не видишь разве, какие гонения идут на партийных лидеров? К ногтю берут, если ты не "перевертыш"!

– Но откуда у тебя столько валюты?

– А ты как думаешь? "Быть у воды и не напиться"?
– пошутил Григорьев, но тут же пояснил спокойно: - Не бойся, все честно! Это у меня скопилось от многих командировок. Я же там ничего на жизнь не тратил, а мне много полагалось. Но ты это храни лучше в банковском сейфе или у надежных людей, иначе при обыске отберут.

– Брось ты, папуля, мрачные мысли! Был бы ты им нужен - давно бы посадили. Вон ведь скольких упекли в "Матросскую тишину", - постаралась успокоить его Светлана.

– Твоими бы устами да мед пить, доченька! Я и сам на это рассчитываю, - признался Григорьев, запирая сейф и ставя картину на место.

У него действительно с течением времени появилась надежда, что о нем забыли. Но он жестоко ошибался.

Однажды в дождливый день, когда Григорьев чем-то занимался у себя в кабинете, а Вера Петровна кормила малыша на кухне, раздался резкий звонок в дверь. Оставив внука за столом, она пошла открывать.

– Вы к кому?
– оставив дверь на цепочке, спросила она у стоявших на площадке двух солидного вида мужчин.

– Товарища Григорьева нам, мы из Управления капитального строительства, пришли осмотреть состояние квартиры.
– Один показал какое-то удостоверение.
– А хозяин ваш дома?

– Он в кабинете, - вежливо ответила она посетителям.
– Проходите, пожалуйста, только просьба получше вытереть ноги.

Вошедшие неторопливо выполнили ее просьбу.

– Мы сначала с хозяином поговорим, а потом с вами. Не возражаете? осведомился тот, что, очевидно, был за старшего.

Они направились в кабинет, а Вера Петровна вернулась на кухню к внуку. Занимаясь с Петенькой, она уже позабыла о визите посторонних, как вдруг услышала за окнами дикий вопль, и ей почудилось, будто что-то тяжелое ударилось о землю... Оставив внука, перепуганная, она выскочила в холл, но тут из кабинета вышли посетители.

– Вы слышали - там кто-то кричал?!
– задыхаясь от ужаса, проговорила Вера Петровна.

– Может, что и случилось, - равнодушно ответил старший, глядя на нее холодными, рыбьими глазами и настойчиво предложил: - Попрошу вас вернуться на кухню. Нам нужно сказать вам нечто важное.

Говорил он спокойно, ровным голосом, но Вера Петровна почувствовала озноб, таким холодом от него веяло - будто те человек, а робот... Понимая пришла беда, сама не своя от страха, она прошла с ними на кухню, усадила за стол и присела рядом с Петенькой, обхватив его рукой и прижав к себе, будто боялась, что отнимут.

– Уважаемая Вера Петровна, - так же ровно и холодно, как автомат, произнес старший, - мы не ремонтники, а сотудники органов.
– Сделал небольшую паузу и с угрожающими нотками в голосе продолжал: - С нами, как вы понижаете, шутки плохи. Что бы ни случилось, о чем бы вас ни спрашивали, нас здесь не было! Нас вы никогда не видели!
– Снова сделал паузу и, отчеканивая каждое слово, жестко предупредил: - Если хоть слово вами будет сказано, неважно кому, даже дочери, своего внука вы больше не увидите никогда!
– И выразительно указал глазами на притихшего, ничего не понимающего мальчика.