Расплата. Трилогия

Семенов Владимир Иванович

6 м а я. -- В 2 ч. ночи -- повреждение в машине на "Апраксине". Сигналом донес, что исправление займет сутки, а пока не может идти больше 6 узлов. Недурно для начала. Будь они прокляты, наши "стратеги" и высланные ими "подкрепления"!.. -- Пароход "Oldhamia" крайне подозрителен. К. (прапорщик запаса) опытный моряк (видал виды) -- указывает: на пароходе угольные ямы почти пусты; угля, в обрез, до Нагасаки; между тем сидит в воде до ллойдовской марки (Особая метка на борту, наносимая по правилам Ллойда и показывающая предельное углубление в полном грузе. Если эта мерка ушла в воду, пароход перегружен, небезопасен для плавания, и ни одно общество не примет его на страховку). Керосин в жестянках и деревянных ящиках -- груз громоздкий, но легкий. Ему (т. е. К.) случалось ходить с таким грузом. Заваливали не только трюмы, но все свободные помещения, принимали даже на верхнюю палубу; балластные цистерны заливали водой (для устойчивости);

угля брали сверх полного запаса, и все же ллойдовская марка была на несколько футов выше воды. На "Oldhamia" угля мало, а груз -- весь в трюмах. Верхняя палуба свободна. Откуда же такая осадка? Очевидно, на дне, под ящиками, лежит что-то весьма тяжелое. Капитан отказывается предъявить коносаменты. Опросом команды выяснилось, что все они, за исключением двух доверенных лиц капитана, набраны накануне выхода из порта, при погрузке парохода не присутствовали и о содержимом в трюмах ничего достоверного сказать не могут. Капитан со своими помощниками и механиками, равно как и те двое, что были при погрузке, не дают, вернее, не желают давать никаких объяснений. Зато один из матросов (немец) сообщил о нечаянно подслушанном им, за время плавания, разговоре посвященных, из которого он понял, что в носовом трюме -- снаряды, а в кормовом -- орудия. Адмирал решил забрать и отправить во Владивосток, чтобы там доподлинно убедиться, каков груз. Угля на такой поход не хватит. Приказали (пользуясь штилем) "Ливонии" снайтовиться с "Oldhamia" и перегрузить на нее 600 тонн. Послали на пароход военную команду и офицеров. Все утро простояли на месте. Около 10 ч. задержали еще пароход. Норвежец. Пустой. Идет на юг. Отпустили. Пользуясь остановкой, разослали по судам приказ (от 6 мая за 240) о порядке ночного плавания между группами Японских о-вов и мерах предосторожности против набрасывания по пути эскадры плавучих мин. (О мерах предосторожности против замаскированных ночных атак, о возможности которых доносили наши агенты, уже было объявлено приказом от 20 апреля за 216.) В 11 ч. 30 мин. утра тронулись дальше. "Ливония" идет, снайтовившись с "Oldhamia", на ходу перегружает уголь. В то же время особая команда пробует добраться до дна носового и кормового трюмов. Работа крайне затрудняется тем, что ящики (намеренно или вследствие спешной погрузки) уложены плохо. Приходится прокладывать настоящие шахты, укреплять их стены, да и то, без навыка в подобном деле, постоянно происходят обвалы. Лишний повод в смысле подозрительности перегрузки: так небрежно уложенный груз является еще более громоздким -- откуда же осадка до предельной марки?

7 м а я. -- 5 ч. утра. -- Черт возьми! Что значит сила привычки, любовь к стихии, с которой сроднился, на службе которой прошли лучшие годы жизни!.. Вчера с вечера стало задувать от Ost'a. К полночи "Ливония" и "Oldhamia" были вынуждены расцепиться. За ночь разошлась волна. Иллюминаторы задраены. Поддает даже на срез. Покачивает. Но какой рассвет!.. Вылез наверх подышать свежим воздухом -- и жаль уходить! Настоящее море! Бежит волнишка; дует соленый, славный, бодрящий ветер; дышится полной грудью... Как раз проходим Батан и Сабтан (О-ва между Формозой и Филиппинами). Слава Богу! Кажется, осталось позади проклятое болото штилевого пояса... Привет тебе, безбрежный океан!..

8 мая. -- Вчера -- день без приключений; ночь -- тоже. Сегодня утром сняли с "Oldhamia" лишнюю команду. Докопаться до дна трюмов не удалось. Ничего -- разберут во Владивостоке. Пойдет самостоятельно Лаперузовым проливом. Командиром приза назначен Т. (прапорщик запаса) с "Суворова". Помощники -- по его выбору. Команда с судов эскадры. Капитана, механика и их помощников пришлось убрать. Вели себя вызывающе. Были попытки испортить машину, даже затопить пароход. Куда убрать? На боевые суда? Адмирал неожиданно проявил сентиментальность: -- За что под расстрел людей нейтральных, хотя бы и занимающихся военной контрабандой? -- Отправил их на единственную поблизости нейтральную территорию -- на госпитальный "Орел", под покровительство флага Красного Креста. Оттуда с удивлением спросили: "Прибыло 5 здоровых англичан. Что с ними делать?" Адмирал приказал ответить что-то вроде "позаботьтесь о их добром здоровье до ближайшего порта". В 2 ч. дня сначала "Жемчуг", потом "Ослябя" и, наконец, "Светлана" увидели воздушный шар. "Светлана" указала даже румб и высоту. Послали по этому направлению "Олег" и "Жемчуг", но без результата. От нас (с "Суворова") тоже видели, даже многие. Я не видел. Н. (лейтенант, флаг-офицер) утверждал, что это не шар, а оборвавшийся военный разведочный змей. Летел высоко и шел на S. Если там были аэронавты -- не завидую. К вечеру небо заволокло. Гроза. Дождь.

9 мая. -- Ночь ненастная, но прохладная. Заметно, что вышли из тропиков. -- В 8 ч. утра легли на NW 20R -- курсом между Миако и Лиу-Киу.

Облачно; мглисто; волна; ветер NNO. Предполагали сегодня грузиться углем. Не удалось из-за погоды.

Еще вчера "Кубань", а сегодня и "Терек" отделились от эскадры для крейсерства у восточных берегов Японии. Дай им Бог нашуметь побольше. -- Ветер отходит влево, к NW. Маневрировали, обучая III отряд. Полная неподготовленность. Из всех строев удается только один -- "строй безобразной кучи"... -- Грустное зрелище... -- К полдню погода несколько исправилась. Может быть -- все к лучшему. Погрузка не удалась, но из-за ненастной погоды мы не видим островов, между которыми проходим, а значит -- и нас оттуда подавно не видят. Наше место -- загадка. Бог даст, погрузимся завтра, когда будем уже вне возможной видимости с островов и как раз в мертвом пространстве, не пересекаемом никакими торговыми путями.

К вечеру совсем стихло.

10 мая. -- Ночь прошла спокойно. В 5 ч. 30 мин. утра за стопорили машины и начали погрузку угля. Штиль, но пасмурно. Как будто к ненастно. Сигналами, телеграфом указано, что погрузка, вероятно, последняя. Приложить все усилия, допринять столько, чтобы к утру 13 мая оставался в угольных ямах полный, нормальный запас (Как дерзко лгут те, что утверждают, будто в бою суда были перегружены углем!..). Плохие вести о Фелькерзаме: бред, температура 35 градусов, пульс 160. Спросил старшего доктора, что это значит в переводе на общепонятный язык. Свирепо буркнул: "Агония..." -- махнул рукой иушел прочь. Командиру "Осляби" дано секретное предписание -- по смерти Фелькерзама не спускать его флага. Нервы так натянуты. Смерть адмирала накануне боя. Как это примут? Может быть -- ничего, а может быть -- сочтут за примету и вдруг "сдадут", ослабеют...

Пользуясь временем погрузки, разослали по судам последний приказ. Начинается словами: "Быть ежечасно готовыми к бою"...(Приказ от 10 мая за 243. Как знать, если бы командиры знали, что на них этим приказом возлагалась обязанность -- немедленно по выходе "Суворова" из строя перевезти адмирала со штабом на другой, неповрежденный корабль, -- может быть, не все еще было бы потеряно?.. Ведь последняя, причинявшая наибольшие страдания, свалившая его с ног рана была получена адмиралом приблизительно через 40 минут после того, как "Суворов" лишился возможности руководить действиями эскадры)

11 мая. -- Погода явно портится. Тем лучше. Ни поломок, ни задержек. Ни одного встречного. Это отлично. Настроение -- ничего. Подтянулись, выглядят бодро.

12 мая. -- За ночь окончательно разненастилось. Небо -- ровного серого цвета. Мелкий частый дождь. Свежий ветерок. -- Предполагалось, раньше чем отпустить транспорты, последний раз погрузить углем миноносцы, так как отсюда и вплоть до Владивостока такой возможности уже не предвиделось. Не удалось из-за погоды. Что ж делать! Если без особых приключений, то должно бы хватить и того, что есть. Хотя, конечно, запас не тяготит и никогда не вреден...

В 90 милях от Шанхая (по счислению) отправили туда транспорты. При них, в виде конвоя, -- "Днепр" и "Рион". Эти последние, проводив беззащитных до устья, должны заняться своим (крейсерским) делом на подходах с юга к портам Западной Японии и Желтого моря.

На прощание -- обмен трогательными сигналами.

Горизонт сужен дождем до 2--3 миль. Разлука -- без свидетелей. Вообще все данные полагать, что от южной оконечности Формозы и до сего места никто нас не видел (Это так и оказалось в действительности). Недурно. Дай Бог и впредь также. С. бродит по мостику мрачнее ночи. Взял его под руку.

Ну, вот, видите: дошли-таки и...

Что "и"?

И... дальше, пока что, идем.

Идем, идем... как это вы говорили? забыл... Ах да!.. -- К РАСПЛАТЕ

Владимир Иванович Семенов

Бой при Цусиме

Книга вторая трилогии "Расплата"

Памяти "Суворова"

I

... Свежий ветер уныло гудит в стальных снастях рангоута и сердито гонит низкие, рваные тучи; мутные волны Желтого моря глухо плещутся о борта броненосца; мелкий, холодный дождь слепит глаза; сырость пронизывает до костей... и тем не менее группа офицеров все еще стоит на заднем мостике, провожая глазами медленно скрывающиеся за сеткой дождя силуэты транспортов.

На мачтах, на ноках рей развеваются сигналы -- это наши спутники в дальнем и тяжелом плавании шлют нам свое последнее прости, свои последние пожелания.

Отчего на море этот братский привет, выраженный сочетанием флагов, так волнует душу, говорит ей больше всяких салютов, криков, музыки?.. Почему, пока не спущен сигнал, все смотрят на него, молча и сосредоточенно, словно это живые слова, а не пестрые тряпки вьются по ветру и мокнут под дождем?., а когда сигнал спущен, отворачиваются, и каждый, так же молча, идет к своему делу? -- Словно дано последнее, безмолвное рукопожатие, -- простились окончательно...