Расплата
Шрифт:
На уездный съезд совдепов и комитетов бедноты Василий поехал с Андреем. Там он увидит Чичканова, расспросит у него все про коммуну.
Возницей напросился Юшка, ему очень хотелось повидать в Тамбове сына Паньку, сбежавшего без его благословения с беспутной Клашкой.
Всю дорогу до Тамбова Василий рассказывал Андрею про Парижскую коммуну. О ней он из книжки узнал в госпитале. И вот запомнил на всю жизнь.
Юшка слушал и покачивал головой. Удивленно восклицал: "Чудно!" В его голове никак не умещалось, что счастье можно дать всем людям. Да и счастья-то на всех не хватит!
Дослушав рассказ Василия до конца, Юшка сделал свое заключение:
– Мудер хранцуз. У нас по-евойному не получится. У нас вить того нет, чтобы отдать лишнюю рубашку... А отнять - этого скоко хошь! Разбойный народ!
– Не наговаривай на себя! Ты ведь - народ. Разве ты разбойник? У нас еще лучше получится, папаша! У нас власть советская, а у них буржуи были кругом.
– А наши-то господа куда же подевались? Все в Москву с золотишком определились. Мне Сидор говаривал: "Деревянные столбы, грит, мы, дураки, вам ставили. Вы их подгрызли, а наши дети железные поставют - об них вы зубы сломаете!" Тимошка-то, чай, опять в комиссарьях ходит да на меня зубы точит. И Сидор небось откупился.
– Не нагоняй, Ефим, страху. Мы пужаные, не боимся, - ответил за Василия Андрей.
– На краю света врагов своих половим и прикончим. Ты знаешь нашу заданию? Мировая революция по всем материкам!
– Без матерка-то, понятное дело, русскому человеку скушновато. Я сызмальства материться учился у отца.
– Да ты про какой материк-то далдонишь?
– спросил Василий.
– Андрей про иноземные страны говорит, а ты...
– А вы чаво на меня напали?
– осердился Юшка.
– Коль хошь знать, я есть самый чистый коммунар! Меня хучь тут прямо на повозке в список вставляй. Коммуна, знамо дело, хорошая штука для нашего брата. Артелом-то все скорее выходит. Артелом можно мою саманку на руках в коммунию отнести.
– А ты сомневался, Андрей, что в коммуну никто не пойдет. Вот тебе третий коммунар!
– весело сказал Василий.
– Не третий, а первый, - настойчиво потребовал Юшка, - это твой батя, Захар преподобный, коммуны боится, как черт ладана...
– Ну ладно, ладно, первый будешь. Так и запишем: первый кривушинский коммунар Ефим Петрович Олесин, Громко, далеко слышно будет!
– Так и надо. Шептаться-то в батраках надоело. И-эх! Сдвинулась матушка Расея с места! Где только пристанет?..
2
После первого заседания съезда, проходившего в "Колизее", Чичканов позвал в президиум Василия.
– Ну, как работает кривушинская беднота?
– спросил Чичканов, усаживая Василия возле себя.
– Об коммуне мечтает, товарищ Чичканов. Да вот не знаем, с какого конца начать. Нам бы устав почитать или брошюру какую.
– Я тебе лучше адресок дам. У нас в Тамбове в архиерейском особняке, за больницей, коммуна организовалась. У них и устав себе спишешь, и своими глазами коммунаров увидишь. Люди хорошие. Приглядись, как они устроились, как действуют. Кривушинскую экономию вместе с мельницей за вами закрепим.
– Проводил. Скучно без рабочего класса стало, - с улыбкой ответил Василий.
– Он все растолковывал с ленинской точки...
– А тебе пора самому все понимать с этой точки. Ты сколько лет в школу ходил?
– Приходскую закончил. Писарем малость работал.
– Ну вот, теперь образовывайся сам. Зайди в редакцию газеты, она в присутственных местах размещается, на втором этаже. Там есть такой Максимилиан Хворинский, он стишки пишет и библиотекой заведует. Скажи, Чичканов велел отобрать все новые брошюры для Кривуши. И читай себе на здоровье. Все ясно? Действуй.
– Он пожал руку Василия.
– Я иду, меня ждут.
– И ушел в соседний зал.
Василий разыскал Андрея среди делегатов и утащил с собой в редакцию. В кабинете, который им указала женщина, никого не оказалось.
– Посидите, Хворинский скоро вернется.
Они вошли в кабинет, сели на стулья, придвинутые к столу у окна, оглядели стены, увешанные плакатами.
Через несколько минут дверь открылась, и вошел длинноволосый мужчина с испитым желтым лицом. Василий узнал Максимку Хворова, с которым когда-то вместе учился в кривушинской школе.
– Максимка! И ты сюда? Андрей, глянь, кто пришел! Ты где же пропадал, Максим, эти годы?
Максим Хворов позволил себя обнять, поздоровался с друзьями и, снисходительно улыбаясь, спросил:
– А вы сюда зачем?
– Да вот к Хворинскому послал Чичканов за брошюрами, а его нет. Ждем сидим.
– А он уже здесь, - продолжая улыбаться, сказал Хворов и сел за стол.
– Я вас слушаю.
Василий и Андрей недоуменно переглянулись, потом уставились на Максима.
– Это зачем же ты оборотнем сделался?
– недовольно спросил Андрей. Аль под француза подстригся?
– кивнул он на волосы Максима.
– Да нет, товарищи дорогие, - обиделся тот.
– Я поэтом стал, стихи пишу. Ну, мне в Питере один дружок посоветовал псевдоним взять Максимилиан Хворинский. Так лучше звучит.
– Звучит, может, и лучше, а доверия тебе от нас теперь не будет, хоть обижайся, хоть нет, - сказал Андрей.
– И мы тебя так звать не будем. Нас, слава богу, крестил русский поп.
– Ну ладно, ладно, - уговаривал Максим Андрея.
– Сдаюсь, виноват, хватит об этом, Зовите, как хотите. Скажите только, как поживает Кривуша? Давно там не был.
– Вот коммуну создаем!
– гордо ответил Василий.
– Чичканов велел тебе отобрать для нас все новые брошюры.
– Отберу, обязательно отберу, - дружески хлопнул Максим Василия по плечу.
– Не торопите меня. Давайте лучше вспомним про былое... детство вспомним. Помнишь, Вася, как мы с тобой закон божий учили? Батюшку как передразнивали? А случай с Андрюшкой никогда не забуду... Петр Иванч Кугушев... Помните? По письму урок вел. За окном, помню, метель, а мы пишем: пришла зима... Зима пришла... И вдруг ты, Андрюшка, во весь голос: "Петр Иванч! У Алдошки вша на затылке полозиит".
– Максим весело захохотал, подбрасывая рукой длинные волосы, спадающие ему на лоб.