Расплата
Шрифт:
Василий остановился против тестя и как можно внушительней произнес:
– Хорошо ты, папаша, сказал: горе горюй, а руками воюй. Нам отступать, товарищи коммунары, некуда. В кабалу к кулакам идти? У кого есть охота? Мне вот товарищ Панов сказывал, как их Ленин напутствовал, когда к нам провожал. Эсеры, говорит, могут еще испытать нашу силу, но коммуну им не сломить! Товарищ Чичканов нам помощь окажет, коль что. А нам держаться надо!
– Мне покойник отец завсегда твердил: лучше упади брюхом, только не духом!
– вставил
Андрей рванулся к окну и шикнул на Юшку. Василий погасил лампу.
– Что там?
Разглядели несколько фигур, которые мельтешили в полутьме у амбаров.
– В ружье!
– крикнул Василий.
Коммунары побежали вниз. С улицы раздалось несколько выстрелов. Зазвенело разбитое стекло, заплакал проснувшийся Мишатка. Маша заткнула разбитое окно подушкой и взяла сына на колени.
Василий и Андрей первыми выскочили на улицу и выстрелили в сторону амбаров. В сыром осеннем воздухе выстрелы прозвучали очень гулко. В Кривуше залаяли собаки, в овраге послышался тайный пересвист. Василий и Андрей выстрелили еще раз.
Между амбарами нашли связанного сторожа Ермакова. Во рту у него кляп, ружья нет. Он долго отплевывался, чертыхался.
– Все свои, сельские... Щелчка по кашлю опознал. Добре пинками били, больно. И Долгов был... Хрюкал, как боров.
После короткого совещания коммунары решили оставить на усадьбе двух сторожей - Кудияра и Семена Евдокимовича. Остальные повели скот в хутора к надежным людям. Весь следующий день вооруженным обозом развозили хлеб с мельницы по хорошим знакомым Андрея Филатова, а в ночь повезли на дальний хутор овец.
Вернулись только перед рассветом и не узнали своего двухэтажного дома. Не осталось ни одной рамы, ни одной двери. Избитые, перепуганные женщины и старики кое-как перетащили свои узлы в маленький разваленный домик, где при помещике жила прислуга. Бандиты увели двух коров, которых оставляли, чтобы было молоко детям, постреляли гусей и кур, увезли последнюю муку. Подыхайте, мол, с голоду.
Из домика выскочили навстречу матери, жены. Плачут, умоляют вернуться в Кривушу. Пришел Семен Евдокимович, который оставался за сторожа. Полушубок его порван, под глазом синяк.
– Вам, начальники, - сказал он Андрею и Василию, - оставаться тут больше нельзя. Алдошка Кудияр со своей бабой в Кривушу сбежал, ружье бросил. Все теперь разбрешет им, сучий сын! А там целая банда собралась.
– Батя, - Андрей подошел к отцу.
– Возьми с собой в Кривушу Дашу с маленьким. А мы с Василием в Волчки махнем, к Панову.
– Нет, Андрюша, обоим нельзя людей бросать. Скачи один. Ружье оставь, возьми мой наган.
– Василий протянул ему револьвер, пожал руку. Пусть Панов в Тамбов сообщит или сам с отрядом...
Андрей взял револьвер, сунул за пазуху и, хлестнув коня длинным поводом, помчался с усадьбы.
2
Захар уже не в силах был бежать, но страх за жизнь сына все гнал и гнал
Захар смирился, что сын стал коммунистом, он понял, что коммунисты делают в селе хорошее дело, а наказывают только тех, кто заслуживает того своими волчьими делами. Теперь Захар спешил в коммуну. Из буерака он выползал на четвереньках, оскользаясь на грязном откосе и с опаской оглядываясь на Кривушу. Когда увидел скачущего по полю Андрея, настолько обессилел, что не смог даже крикнуть ему, чтоб тот вернулся. Через вишневый сад Захар брел, держась за стволы, за сучки, исступленно шепча молитвы.
Его заметил Юшка, подбежал к нему, взял под руку.
– Сынок, Васятка, прячься скорее, - едва слышно заговорил Захар. Тимошка Гривцов с пулеметом суды едет. Тебя ищет. Убьет, сынок, прячься.
Василий схватился за повод, хотел садиться на коня, но в стороне, куда поскакал Андрей, послышалась частая стрельба. Коммунары притихли. Андреева Даша зарыдала, припав к плечу свекра.
– Поздно, сынок, не ускачешь. Прячься тут, пересиди трошки.
– Скорее, Васятка, скорее, мать твою бог любил!
– крикнул Юшка, таща Василия за рукав.
– Под печку спрячем, под печку, где картошка засыпана...
– Товарищи коммунары!
– Василий побледнел, под глазом задергалась жилка.
– Не могу вам помочь. Сами видите. Прощайте. Уходите в Кривушу, вас не тронут.
– Он отдал повод Сергею Мычалину и кинулся к разграбленному двухэтажному дому.
В подвале темно и душно. Юшка торопливо отгреб картошку от печки, там показалось отверстие.
– Скорей лезь, скорей!
Василий нырнул в темноту, ударился раненой ногой о какую-то доску, чертыхнулся. Юшка завалил лаз под печку картошкой и убежал. Все затихло. Василий уткнулся ртом в полушубок - душил кашель от пыли.
Вскоре он услышал, как наверху по пустым комнатам бегают люди и гулко хлопают выстрелы. А вот и подвальная дверь тихо скрипнула... Хрустнула под чьим-то сапогом картошина.
По спине Василия пробежали мурашки.
Сиплый голосок:
– Ванька, пальни в печку! Можа, туды залез, дьявол!
Оглушительно громыхнул над головой выстрел. На шею посыпалась глина.
– Нигде нет. Как скрозь землю провалился. Наверно, ускакал тоже, проклятый!
– А картохи-то скоко припасли! Надо приехать набрать возок.
И ушли...
Захар стоял среди мужиков-коммунаров, собранных Тимошкой Гривцовым, и машинально твердил молитвы.
Женщин и детей Карась загнал в домик, у двери поставил бандита с обрезом.
– Где Васька Ревякин?
– крикнул на коммунаров Гривцов и хищно передернул щекой.
– Убёг, - ответил Семен Евдокимович.
– Куда?
– Тимошка положил руку на эфес шашки, болтавшейся на боку.
– А я почем знаю. Я за ним не бегал.
– Ах, ты не знаешь? Гришка, всыпь ему плетей!