Расплата
Шрифт:
– И что с того?
– Так какого черта ты устраиваешь гастроли для оркестра? Сколько у нас клиентов в Хельсинки?
– Трое.
– И сколько из них не побираются?
– Один. Их нужно игнорировать?
Теннис что-то бормочет себе под нос.
– Только не начинай говорить на идиш, – прошу я, чувствуя, как тупая боль ноет у меня в висках. – Пожалуйста.
– Половину своего времени ты проводишь за границей, а вторую половину – ночуя в гостиницах. Почему? Что у тебя дома не так?
– Все плохо, – говорю я, глядя в окно на Бэттери-парк. Далеко внизу
– Просто плохо, – уточняет Теннис, – или настолько плохо, что каждая клетка твоего тела взрывается со скоростью света?
– Скорее последнее, – отвечаю я.
– Хочешь совет?
Мы с Теннисом дружим уже очень давно, но я всегда старался не посвящать коллег в свои личные проблемы.
– Я хочу, чтобы ты, мать твою, не лез не в свои дела.
– Скажи ей, что ты сожалеешь.
– Сколько лет ты уже учишься на раввина? Десять? И это все, что ты можешь посоветовать? Сказать ей, что мне жаль?
– Я женат уже тридцать лет. Последуй моему совету. Скажи ей, что тебе жаль, дай ей выпустить пар, потом снова скажи, что тебе жаль, дай ей еще немного выпустить пар, и продолжай так, пока дело не закончится постелью. Не забывай часто кивать, пока она говорит, и повторять что-то вроде «Как тебе, наверное, было тяжело!»
Если бы все было так просто! Дженна ускользает от меня уже много лет, ее энергия и внимание все больше сосредоточиваются на благотворительности. Я никогда не знаю, что сказать: боюсь показаться ей эгоистом. Гнев и разочарование заставляют меня совершать ошибки. Я пытался просить прощения, когда дело дошло до взрыва, но это никак не помогло. На прошлой неделе Дженна попросила меня уйти. Она сказала, что больше не может чувствовать себя такой одинокой, как тогда, когда мы вместе.
– Знаешь, что мне нравится в нашей работе? – спрашиваю я Тенниса, резко возвращая часы обратно на запястье.
– Ездить у меня на загривке?
– То, что правила никогда не меняются. Ты, я и остальные парни каждый день работаем до потери пульса, а на следующее утро получаем цифры, которые говорят нам, насколько хорошо мы справились. Хорошие цифры означают хорошую работу, а плохие – плохую, и пока мы делаем деньги, нам насрать на то, что именно Джош или кто-нибудь еще чувствуетпо этому поводу.
– Пити, – тихо произносит Теннис, – поговори со мной. Что стряслось?
Кейша снова открывает дверь, тем самым спасая меня от необходимости отвечать.
– Я иду за кофе, – сообщает она. – Будете кофе? – Кейша умна, ей двадцать пять лет, у нее кожа медового цвета с оттенком отполированного грушевого дерева, и сейчас на ней маленькое желтое платье, которое сводит с ума половину ребят на нашем этаже.
– Мое сердце и так бьется слишком быстро, – отвечает Теннис, театральным жестом
– Мне, право, неловко, когда вы так говорите, – сурово отвечает Кейша, смеясь одними глазами. – Питер, кофе?
Теннис просто хочет спровоцировать меня. Ева Лемонд, наш менеджер по персоналу, несколько лет назад на пару с Джошем сильно наехала на меня, настаивая, чтобы я положил конец мужским шуточкам, так распространенным в отделе трейдинга. Я нехотя согласился штрафовать ребят за фразы, нарушающие правила поведения сотрудников – буквальное, бесполое внедрение в жизнь принципов политической корректности, которые запрещают демонстрировать любые человеческие инстинкты, кроме жадности. Штрафы поступают на благотворительный счет, которым управляют сотрудники, но каждый раз как я кого-то штрафую, я чувствую себя не более чем винтиком в управленческой машине. Теннис – нарушитель номер один, и он с радостью внесет все деньги, которые сэкономил на галстуках, гамбургерах и стрижках, в этот общий котел, если тем самым причинит мне немного беспокойства. Ева уже много лет пытается заставить меня уволить Тенниса, но этот факт его только веселит.
– Я не буду возражать, если твой парень вышибет из него дух, – говорю я. Кейша помолвлена со студентом медицинского факультета Нью-Йоркского университета, комплекцией похожим на поезд.
– А это идея, – парирует она. – Но как по мне, лучше выжать из него огромный штраф. В этом месяце кассой распоряжаюсь я. Деньги пойдут моему дедушке. Он руководит программой для выпускников школ в государственной библиотеке в Адовой кухне. [1]
1
Район Нью-Йорка. (Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное).
– Давай не будем делать из Питера главного злодея, – предлагает ей Теннис и подмигивает. – Скажу по секрету: он должен мне восемь сотен баксов, потому что бросает в корзину, как девчонка. Вот эти деньги я и внесу.
– Договорились, – отвечаю я, чувствуя себя так, будто меня поимели. – Кейша, пожалуйста, напечатай чек. И я бы выпил эспрессо.
– Подготовь чек на пятнадцать сотен, – предлагает Теннис, – потому что с него причитается. Я тоже внесу пятнадцать сотен как аванс за все свои будущие неприличные мысли. И принеси мне лате. Тратить деньги – это так утомительно.
– Согласен? – спрашивает Кейша, глядя на меня.
– Если за кофе платит Теннис.
– И после этого меня называют дешевым ублюдком! – замечает он, вынимая из кошелька двадцатку.
– Парни, вы лучше всех, – говорит Кейша, начиная закрывать дверь. – Спасибо. – В последний момент она просовывает голову обратно в кабинет, деланно сердито смотрит на Тенниса и горячо шепчет: – Что касается попаданий в корзину – могу отыметь тебя по полной, в любой удобный для тебя день.