Расплата
Шрифт:
Антон в смятении смотрел в землю. Он не совсем понял, о чем говорил Такес, он никогда, на самом деле, не думал о таких вещах, в то время как Такес, может быть, никогда не думал ни о чем другом.
— Итак, мы сделали это. Мы знали…
— Это было действительно необходимо? — спросил вдруг Антон.
Такес бросил сигарету наземь и растер ее подошвой, да так основательно, что от нее осталось лишь несколько клочков бумаги. Он не ответил на вопрос.
— Мы знали, что может быть сожжен по крайней мере один из тех домов. В этом вопросе господа боши были снисходительны.
— Если бы твои родители, — произнес Антон медленно, — жили в одном из тех домов, ты все равно застрелил бы его там?
Такес поднялся — брюки сидели на нем мешком, — отошел на два шага и повернулся.
— Нет, черт возьми, — сказал он. — Конечно, нет. Что ты имеешь в виду? Нет, если это можно бы было сделать как-то по-другому. Но среди заложников, если хочешь знать, в ту ночь был мой младший брат. И я знал, что он взят заложником. Может быть, тебе интересно, что об этом думала моя мать? Она находила это нормальным. Она еще жива, можешь пойти, спросить. Адрес дать?
Антон старался не смотреть в его левый глаз.
— Какого черта! Ты разговариваешь со мною так, как будто все это произошло по моей вине. А мне было двенадцать лет, и я сидел и читал книгу, когда это случилось.
Такес снова сел и закурил.
— Дурацкая случайность — то, что это произошло перед вашим домом.
Антон посмотрел на него сбоку.
— Это произошло не перед нашим домом, — сказал он.
Такес медленно повернулся в его сторону.
— I beg your pardon? [83]
83
В данном контексте: Извини, не понял? (англ.).
— Это случилось перед домом соседей. А те перетащили его к нашему дому.
Такес вытянул ноги вперед, скрестил их и сунул одну руку в карман. Моргая, смотрел он перед собою.
— Хороший сосед ценней друга за морем, — сказал он наконец — и вдруг затрясся, словно от смеха. — Что они были за люди?
— Вдовец с дочерью. Моряк.
Такес снова заморгал и сказал:
— Благодарю вас… Да, конечно, и так можно сделать: помочь случаю.
— Разве так можно делать? — спросил Антон, чувствуя, что задает детский вопрос.
— Разве можно, разве можно… — повторил Такес. — В Багдаде все можно. Спроси об этом священника, который, должно быть, бродит еще где-то здесь, неподалеку. Докажи-ка им, что они не правы, с их точки зрения. Тремя секундами позже — и это все равно произошло бы перед вашей дверью.
— Я спрашиваю об этом, — сказал Антон, — потому что мой брат тогда пытался то ли переложить его к следующему дому, то ли оттащить назад — я не знаю точно, ему помешала полиция.
— Боже, только теперь я понял! — воскликнул Такес. — Так вот почему он оказался снаружи. Но откуда у него взялся пистолет?
Антон удивленно посмотрел на него.
— Откуда вы знаете,
— Как ты думаешь — откуда? Просто я интересовался этим после войны.
— Это был пистолет Плуга.
— Что за поучительный день, — сказал Такес медленно. Он затянулся сигаретой и выпустил дым из угла рта. — А кто жил в следующем доме?
— Двое стариков.
Трясущаяся рука, которая тянулась к нему. Огурцы — как крокодилы. Он сказал это однажды Сандре, но она не засмеялась. Она была с этим согласна.
— Да, — сказал Такес, — если бы он перетащил труп назад, началась бы драка. — И добавил: — Боже, Боже, Боже, что за бестолковые идиоты! Какими безмозглыми ослами вы все оказались. Надо же додуматься — таскаться туда-сюда с трупом.
— А что надо было делать?
— Внутрь втащить, конечно, — проревел Такес. — Вы должны были как можно быстрее внести его в дом.
Антон смотрел на него, потрясенный. Конечно! Просто, как Колумбово яйцо! Но раньше, чем он успел что-то сказать, Такес заговорил снова:
— Смотри. Они слышали где-то выстрелы, где-то неподалеку, но где точно — они не знали. Что они могли предпринять, если бы нигде на улицах ничего не обнаружили? Они ведь не сразу подумали о нападении? Скорее о стороже, который в кого-то стрелял, или о чем-то вроде этого. Или кто-то из ваших соседей был энэсдэшником, который мог вас продать?
— Нет. Но что бы мы потом стали делать с этим трупом?
— Откуда мне знать? Можно было спрятать. Под полом, или закопать в саду. Или, еще лучше, съесть. Вместе с соседями — поджарить и съесть. Это была голодная зима, правда? Тех, кто съел военного преступника, не стали бы судить за каннибализм.
Теперь Антон затрясся от чего-то, похожего на смех. Его отец, секретарь суда, зажаривающий и съедающий инспектора полиции. De gustibus поп est disputandum [84] .
— Может быть, ты думаешь, что такие вещи не случались? Забудь. Еще и не такое случалось. Ты можешь придумать что-нибудь абсолютно невероятное, но окажется, что такое уже случалось, и кое-что похлеще тоже.
Люди, проходившие мимо могилы, смотрели на них: двое мужчин на каменной скамье под деревом. Один много моложе. В то время как другие давно уже пьянствовали в кафе, они все еще печалились об умершем друге. Делились воспоминаниями: а помнишь, как в тот раз он… Проходя мимо, они робко замолкали.
84
О вкусах не спорят (лат.).
— Тебе легко говорить, — сказал Антон. — Ты не думал ни о чем другом, только о таких вещах, и, по-моему, все еще продолжаешь о них думать. Но мы-то сидели дома, за столом, мы читали и вдруг услышали выстрелы.
— Я и тогда сразу подумал об этом.
— Конечно, но ты-то был членом группы боевиков. А мой отец был секретарем суда, который никогда ничего не делал — только записывал то, что делали другие. У нас, кстати, и времени для этого не хватило бы. Хотя… — сказал он, поглядев вверх, сквозь листья, — сперва мы вроде как поссорились…