Распоротый
Шрифт:
Несмотря на позднее время, народу на улицах болталось еще много, поэтому я никак не мог взлететь. Мелькали какие-то тени, некоторое время сзади тащился перебравший скруша молодой человек, выскочил прямо на меня и исчез в тумане экипаж. Наконец я дошел до парка, нырнул в него с освещенной улицы и, скрывшись в спасительной тьме, сразу же поднялся в воздух.
Оставив позади быстро растворившиеся в облаках огни города, я летел сквозь пропитанный водой мрак, и теплый ветер ласково щекотал мне ресницы. Впервые за долгое время я был по-настоящему счастлив. Дождь громко стучал по капюшону, забивая писк локатора в ухе. Заброшенная за спину тяжелая сумка все время заваливала меня, съезжая на правый бок. Пару Раз я снизился
Это была справедливая награда – награда за то, что, несмотря на сильное желание ускорить окончательный расчет, я не сломался и остался жить. В моей аптечке хватало средств, обеспечивающих эту процедуру. Стыдно признаться, но несколько раз, во время наиболее сильных приступов отчаяния, я доставал одну из запаянных коробочек и, чувствуя, как болезненно стягивает лицо гримаса кривой ухмылки, задумчиво водил пальцами по черной шероховатой поверхности. Вряд ли бы я осмелился когда-нибудь на этот шаг. Но представлять, как прибывшие спасатели вынимают из кресла мой окоченевший труп, было одновременно и стыдно, и сладко.
Все это происходило давно, в самые первые после приезда сюда дни Но даже надежно похоронив позорные для меня мысли о самоубийстве и заблокировав от этих сюжетов дриммер, я продолжал отчаянно просить богов всех планет, чтобы отпущенные мне дни подошли к концу. Я был уверен, что теперь уже никогда не смогу жить так же легко и радостно, как жил раньше. А позорно влачить тоскливое существование я не хотел.
То, что Таш пришла ко мне снова, оказалось для меня абсолютной неожиданностью. Она не должна была делать этого. И тем не менее она пришла. Теперь я очень боялся спугнуть слабое ощущение счастья, зарождающееся в моей душе. Я старался думать о деле, о странных событиях, происходящих в стране, и о рое, который где-то неподалеку устроил свое отвратительное гнездо. Но получалось это у меня плохо. И все время, пока я летел, я видел перед глазами то запрокинутое в страстном крике, то улыбающееся, то нежно смотрящее на меня снизу вверх лицо Таш.
Камеру у моста через Ясоко я обнаружил не сразу. Мне пришлось как следует поползать по прибрежной гальке с фонариком в руке. Сначала я испугался, что камеру засекла электронная разведка роя, но потом она все-таки нашлась – метрах в пяти от того места на бугре, где я ее оставил. Похоже было, что ее отбросило в сторону прошедшее здесь вечером стадо оминотов. Камера не включалась на животных, поэтому проверить свою гипотезу я не мог. Однако гипотеза имела весьма материальное подтверждение: футляр камеры, замаскированный под булыжник, был основательно испачкан результатами их метаболизма.
Обмыв тайник, я вскрыл его и тут же через вьюер просмотрел запись. Увы! Сегодня мне опять не повезло. За весь день через мост проехали только три человека. Все они направлялись из города к перевалу, и никто из них не вернулся обратно. Кроме того, датчики в горах не зарегистрировали никаких возмущений лямбда-полей. А самое главное – не было ни одной радиопередачи.
Расстроенный, я сидел на камнях, слушая шум воды на перекатах, и думал о том, что полет ко второй камере вряд ли добавит что-нибудь существенное к полученной информации. Контролирующая дорогу на Лайлес аппаратура принимала сигналы трансляторов с другой стороны отрога. Но радиопередачу роя взяли бы все пеленгаторы периметра. Раз ничего не было здесь, значит, ничего не было и там. Прошли еще сутки, а местонахождение базы роя так и осталось неизвестным.
Я летел над рекой, борясь с одолевающей в монотонном полете сонливостью. Веки слипались, тяжелая голова все время свешивалась вниз,
Однако я так устал, что никакие брызги не могли вырвать меня из полуобморочного состояния и заставить перейти границу реальности. Случалось, что время от времени я выдирался из опутывающего меня ватного кокона, но потом опять проваливался в дрему, и, если бы не автоштурман, не долететь бы мне этой ночью до Тесеко.
Выныривая из коротких отключек, я все время возвращался к мучающему меня вопросу: как получилось, что граждане богатейшей на планете страны сразу, не только без сопротивления, но даже с радостью приняли экономический порядок, который ежедневно продолжает разрушать их очевидное благополучие?
Сейчас я уже понимал общий ход событий. Бандиты из роя, действуя быстро и напористо, дотянулись до правительства, организовали направленную гипнообработку достаточно широкого круга лиц и одновременно активизировали существовавших здесь фанатиков. Расчет их, безусловно, был точен. Для не защищенного горьким опытом Керста такое воздействие должно было стать смертельным. Когда я думал об этом, у меня от ненависти сводило зубы. Их надо было остановить любой ценой. И больше всего меня страшило, что один я это сделать не смогу.
Аппаратура с дороги на Лайлес показала то, что я и так уже знал. Радиопередач не было, возмущений лямбда-поля не зарегистрировано. Из Лайлеса в город рано утром продымил паровик, за ним проследовали три экипажа и всадник. Из города в Лайлес проехали два всадника, экипаж и электромобиль. Обратно электромобиль не вернулся. Похоже было, что он остался в Драном Углу. После сегодняшнего разговора с шоферами мне страшно не хотелось лететь туда, но я понимал, что другой возможности разобраться с тайной этого поселка может и не представиться.
Электромобиль стоял под окнами самого маленького дома в поселке. В двух окнах еще горел свет, и машину было видно очень хорошо. Кусты чинзара подступали вплотную к домику, и, чтобы не хрустнуть веткой, мне пришлось буквально сползать по стене. В домике разговаривали. Я быстро раскрыл сумку и, не заглядывая в нее, нащупал контейнер с контактными датчиками. Прилепив их к теплой и влажной стене, я отлетел подальше и, спрятавшись за кустами, стал вслушиваться в ведущийся в домике диалог.
В комнате, где горел свет, находились два человека. Приборы фиксировали гораздо большее количество биомассы, но остальные обитатели домика, похоже, спали. Сколько их было, я сразу сказать не мог, а разбираться в этом не хотелось, поскольку то, что я услышал, оказалось чрезвычайно интересным.
– Вот мы и дождались, – говорил мужской голос. – Сегодня впервые обвиняли правительство.
– Ну, – его собеседник издал короткий смешок, – нельзя сказать, что это было безосновательно.
– Не надо! – Я услышал гневные ноты в голосе говорящего, и голос этот показался мне знакомым. – Ему ничего нельзя доказать. Я начал действовать недавно. В конце концов он сам виноват. Если бы он слушал, что ему говорят, ничего бы не было. Еще немного, и недовольство станет всеобщим.
– Пока этого нет, – почтительно возразил второй мужчина, и я понял, что он подчиняется первому. – Наоборот, директора химической фабрики в Арконе чуть не побили, когда он отказался отпускать удобрения. Рыбаки в порту сами красят свои суда, чтобы сократить стоянку во время ремонта. Я был в Хармонге, работники плиточного завода хотели послать делегацию в столицу. Они второй месяц получают треть зарплаты, но недовольны тем, что на завод перестал поступать песок. Между прочим, их едва удалось удержать.