Расправа
Шрифт:
– - Пустяки ты это рассказываешь. Я таперича, кроме как красного, в рот ничего не возьму, потому ты рacсуди: что благороднее -- красное или простое?
– - Точно что, Микита Иваныч, красное малость поблагороднее, зато сивуха -- занятнее.
– - По морде бы тебя хватить -- еще бы занятнее было; да вот вставать лень.
– - Ах, и чудаки же вы, Микита Иваныч, страсть какие надсмешники! Только хоть бы што, а Федот Иванов беспременно к вам в правление валит на Козлиху жалиться. Старуху его вчера вечером страсть как Козлиха-то избранила.
– -
– - Подсаживайся-ка вот к самовару: погреемся.
– - Это нам к руке, -- согласился Федот.
– - Только будь милостив, Микита Иваныч, пошли-кась ты Василья-то за пол-осьмухой, потому как нам дело до тебя есть, так угостить, поди, тоже потребуется.
– - Да уж это как есть. Безотменно потребуется. Были тут у меня вчера барышники из города, вволю красным употчевали; так оно теперь и тово... выпить-то, дружище, самое что ни есть любезное дело будет.
– - Вот она, сладость-то!
– - шутил сторож, вынимая полуштоф и предчувствуя здоровенную выпивку.
– - А знаешь ли ты, грамотный человек, -- спрашивал у писаря Федот, наливая ему водки, -- кто самому этому вину главная причина и отец?
– - Ничего мы эфтова не знаем, -- отвечал писарь, -- кроме как ежели вот дерябнешь с похмелья стаканчика три-четыре, так оно словно повеселее на животе сделается.
– - А я тебе про эту причину расскажу. Шел черт по горе...
– - Погоди с разговорами-то: я вот еще приспособлю, -- перебил его писарь.
– - Заодно разоряться-то.
– - На доброе здоровье... А под горой мужик землю пашет.
– - Не так ты, Федот Иваныч, описывать начал, -- вмешался сторож.
– - Оба они, примером, под горою бымши...
– - Сидел бы, музланище, да слушал; перенимал бы, как поумней тебя люди разговаривать станут, -- наставительно заметил сторожу писарь.
– - А я к тому, Микита Иваныч, разговор подгоняю...
– - оправдывался Василий.
– -А ты вот выпей лучше, -- угощал его дядя Федот.
– - А поправлять меня вряд ли, надо полагать, придется тебе.
– - Где нам!.. К слову пришлось, -- благодарно согласился Василий, учтиво принимая стакан.
Проходившие мужики, чувствуя в воздухе полугарную струю, лакомо облизывались. Федот Иванов радушно приглашал всех, кто был побогаче и позначительней. Выпивка с каждой минутой принимала все более и более широкие размеры, и скоро правленское крыльцо все, так сказать, зачерпнулось разными сельскими тузами. Сторож Василий бойкой иноходью раза два бегал в кабак, и уже не с полуштофом, а с пузатою четвертною бутылью.
– - Запили наши мироеды, должно быть, на много рублев, -- с завистью толковали не попавшие в пир мужики.
– - Козлихе теперича, бедной, надо думать, дюже достанется, потому всех горлопятов-то Федот Иванов на правленское крыльцо пить созвал, --соболезновали бабенки.
И действительно, с правленского крыльца по всему селу раздавалось пьяное
– - Известно, бабы люты на брань, -- толковал он собранию, обнося всех водкой.
– - Потачки своей старухе я не дал, потому ярка Козлихина в самом деле ко мне на двор забежала. Только рази могла Козлиха сыновей моих ворами и разбойниками, а меня жидом и иудой ругать? Хорошо она это сделала или нет?
– - Што тут хорошего...
– - согласно отвечали прихлебатели.
– - Приятности тут точно что малость, -- поддерживал писарь, заряжаясь под шумок стаканищем.
– - Бездельница она выходит, Козлиха-то, вот что!
– - с тихой, но просящей улыбкой ввернул свое словцо сторож Василий.
– - Што же ты, братец ты мой, по очереди ко мне не подходишь?
– - с удивлением спросил его дядя Федот.
– - Да так, Федот Иваныч; не пристойно нам, малым людям, вравне с богатыми компанию держать, -- вежливо отвечал Василий, выламывая стакан.
– - Поруху она чести моей великую нанесла, -- ораторствовал дядя Федот.
– - Опять же, в бедности такой находимшись, Козлиха богатому человеку должна уважение всякое воздавать, а она вот куда затесалась -- в брань! Ежели бы она с старухи моей за лютость ее не взыскала, я к ярке-то ее баранчика своего еще бы придал; а она, про богачество мое позабымши, сама, сказываю, при бедности при своей пустилась в брань.
– - В брань?
– - раздавалось в толпе.
– - Ах ты господи!
– - Следствует ее теперича сюда привесть и наказание мирским судом положить, -- за то я вас и пою, -- закончил дядя Федот.
– - Как не наказать?
– - согласно запел хор.
– - Бабенка она вдовая, убогая; уму-разуму беспременно научить ее надоть.
– - Мы это живо скомандуем! Мы ее, Козлиху безрогую, с одного маху сюда предоставим, -- улыбался сторож, накидывая на плечи дырявый армячишко.
– - Ббу-у-у! Трры-рр-ры!
– - заревела пьяная толпа на предоставленную с одного маху Козлиху.
– - Ты какими делами занялась?
– - азартно спрашивал ее писарь.
– - Почто ты людей почище себя обижаешь?
– - кричали из толпы.
А Козлиха стоит так-то, сама в землю потупилась, красная вся. И конфузно-то ей и досадно, потому зло взяло, что за ее же добро ее же и судят теперь на миру и ругают.
– - Православные!
– - взмолиться она было со слезами попробовала, -- вы ведь все хресты носите...
А сама перед крыльцом наземь упала, как бы в ноги всему сходу кланялась.
– - Вот, сейчас умереть, пречудная бабенка какая!
– - с насмешливой улыбкой толковал Козлихе арестовавший ее сторож.
– - Нечего в ногах-то валяться, а лучше штраф приготовь поскорей, потому без штрафу тебе быть невозможно. Рази не видишь, глупая, какая тут махина вина выпита? Должна ли ты после того нас угостить, али нет? Сказывай?