Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Коцюбинский Даниил Александрович

Поистине ноздрёвскую активность проявил в эти дни В. М. Пуришкевич, тут же принявшийся по всем углам трезвонить о своем участии в столь важном государственном деле и в очередной раз оправдавший закрепившуюся за ним репутацию патологического болтуна. «Пуришкевич и тайна казались вещами несовместимыми», – меланхолически замечает В. А. Маклаков. 28 ноября, встретив его случайно в Екатерининском зале Таврического дворца, Пуришкевич начал разговаривать о предстоящем убийстве Распутина так громко, что Маклаков был вынужден срочно переместиться для продолжения разговора к бюсту Александра II. «Ну так знайте, – воодушевленно продолжал

Пуришкевич, – теперь решено. Распутин будет убит… мне все известно, как Юсупов был у вас, что он с вами говорил и т. д.»³⁰⁸ То же самое Пуришкевич заявил и в присутствии журналистов, однако те приняли это за шутку…

Слухи о планируемом преступлении достигли стен дипломатических салонов. «За неделю до убийства Распутина, – пишет Д. Бьюкенен, – я слышал о предстоящем покушении на его жизнь. Я счел эти слухи пустой сплетней, но тем не менее они оказались верными»³⁰⁹.

Характерно, что не только те, кто сомневался в правдоподобности данных слухов, но и те, кто был прекрасно осведомлен о серьезности намерений заговорщиков, в полицию с доносом отнюдь не поспешили: образованное столичное общество жаждало крови…

А тем временем Юсупов продолжал окутывать Григория липкой паутиной интриги. «Шли недели, и Распутин был убежден, что Феликс им окончательно загипнотизирован, – продолжает транслировать юсуповские рассказы Николай Михайлович. – Феликс же чувствовал на себе ток его влияния, но вместе с тем и внутренний какой-то отпор его собственной натуры на гипноз Гришки… А тем временем Распутин все больше влюблялся в Юсупова».

По свидетельству Матрены Распутиной, все встречи ее отца с Феликсом в период, предшествовавший покушению, проходили в обстановке таинственности: о них нельзя было никому говорить, Феликс приходил через черный ход между восьмью вечера и пятью утра. Убедить «старца» и Марию Головину в необходимости соблюдать строгую конспирацию Феликсу было несложно, сославшись на нежелание вводить в курс дела свою семью, настроенную резко антираспутински.

Как признает сам Юсупов, главное, чего он опасался в случае огласки, – это возможные контрмеры со стороны Вырубовой. Именно поэтому он категорически выступил против того, чтобы Распутин рассказывал в Царском Селе о своих встречах с Юсуповым: «Я знал, что императрица сейчас же скажет об этом Вырубовой, которая отнесется к моей „дружбе“ со „старцем“ весьма подозрительно, ибо она не раз слышала лично от меня самые откровенные и неодобрительные отзывы о нем».

Слухи о готовящемся покушении, однако, распространялись так скоро и интенсивно, что довольно быстро стали известны правительственным чинам.

Накануне убийства экс-директор Департамента полиции С. П. Белецкий, к тому времени уже догадывавшийся о подготовке покушения на Распутина, предупредил его о необходимости «быть осторожным в своих поездках». Распутин, по воспоминаниям Белецкого, пребывавший в тот момент в хорошем настроении, заявил, что «его никто не посмеет тронуть»³¹⁰.

Приехавшая в самый день убийства на короткое время к Распутину Анна Вырубова страстно попыталась убедить его отказаться от визита к Юсупову, предпринимаемого якобы для исцеления жены Феликса Ирины. Тогда, в последней надежде предотвратить поздний визит Григория к Феликсу, Вырубова кинулась к Александре Федоровне, однако та сочла информацию нелепой

и не придала ей серьезного значения. «Должно быть, какая-нибудь ошибка, – ответила государыня, – так как Ирина в Крыму и родителей Юсупова нет в городе»³¹¹.

Вечером 16 декабря к Распутину на квартиру явился управляющий МВД А. Д. Протопопов:

«– Григорий Ефимович, тебя хотят убить.

– Знаю.

– Я советовал бы тебе несколько дней не выходить из дома. Здесь ты в безопасности.

– Не могу.

– Отмени все встречи.

– Поздно.

– Ну, так скажи, по крайней мере, куда ты собрался.

– Нет. Это не моя тайна.

– Ты не понимаешь, насколько серьезно твое положение. Весьма влиятельные особы замыслили посадить на трон царевича и назначить регентом великого князя Николая Николаевича. А тебя либо сошлют в Сибирь, либо казнят. Я знаю заговорщиков, но сейчас не могу назвать. Все, что я могу, – удвоить охрану в Царском Селе. Может, ты сегодня все же останешься дома? Подумай. Твоя жизнь нужна их величествам.

– Ладно»³¹².

Логично предположить, что Протопопов отправился к Распутину по инициативе встревоженной Вырубовой – единственной представительницы распутинского лагеря, интуиции которой, как мы помним, Юсупов по-настоящему опасался.

Умоляла Распутина не ехать к Феликсу и дочь Матрена, но тот лишь «отмахнулся от моих страхов»³¹³.

Находившаяся в тот день у «отца Григория» с двенадцати до двадцати одного часа Мария Головина обратила внимание на «нервное состояние» Григория. «А я сегодня поеду», – сообщил он ей, но не сказал, куда именно, вероятно не желая, чтобы его в очередной раз принялись отговаривать…

«Как я рад тебе, миляга, давно жду!»³¹⁴ – встретил Распутин Юсупова, зашедшего за ним около полуночи.

Широко распространено мнение, что Распутина приманили красавицей Ириной Юсуповой. Эту версию поддерживает и сам Феликс: «Распутину давно хотелось познакомиться с моей женой, и, думая, что она в Петербурге, а родители мои в Крыму он сказал, что с удовольствием приедет. Жены моей в Петербурге еще не было – она находилась в Крыму, с моими родителями, но мне казалось, что Распутин охотнее согласится ко мне приехать, если он этого знать не будет».

Судя по всему, история появления этой версии такова. Поначалу предполагалось, что Ирина действительно вернется из Крыма заблаговременно и примет участие в заговоре, – вспомним письмо Феликса к ней от 20 ноября. Однако к намеченному сроку Ирины в городе не оказалось. «К этому времени (то есть к 16 декабря. – А. К., Д. К.), – пишет Феликс, – должна была вернуться из Крыма моя жена, посвященная в наши планы, но болезнь помешала ей к намеченному дню приехать в Петербург».

В «Дневнике» Пуришкевича, со слов Юсупова, говорится о том, что Распутина завлекли якобы обещанием познакомить с «молодой графиней П., очень известной петербургской красавицей, бывающей в доме Юсуповых» и находившейся в тот момент в Крыму (Э. С. Радзинский ошибочно именует ее «графиней Н.»). Трудно сказать, что обусловило появление этой «аллегорической лжи»: то ли нежелание Юсупова упоминать всуе имя своей жены при общении с «думским болтуном» Пуришкевичем, то ли стремление самого Пуришкевича «напустить благородного тумана».