Распутин
Шрифт:
Теперь Николай уже сам желал неминуемого, а пока вяло пытался успокоить кипевшую Думу, в который раз безнадежно перетасовывал правительство... 10 ноября вместо ненавистного Думе Штюрмера он назначил премьером Алексея Трепова – выходца из знаменитой семьи правых бюрократов. Его отец Федор Трепов был Петербургским градоначальником, брат Дмитрий в свое время занимал пост министра внутренних дел... Но бедному новоиспеченному премьеру с трудом удалось произнести свою первую речь в Думе – его освистали. Депутаты не хотели подачек от власти, они требовали создания своего Совета министров, ответственного перед Думой. Тогда Николай решил пойти на
10 ноября царь писал Аликс «Ты, наверное, уже будешь знать про перемены, которые крайне необходимо теперь произвести... Протопопов – хороший человек, но он перескакивает с одной мысли на другую и не может решиться держаться определенного мнения... Говорят, несколько лет тому назад он был не вполне нормален после известной болезни... Рискованно оставлять министерство в руках такого человека в такие времена... Только прошу тебя, не вмешивай Нашего Друга... Ответственность несу я и поэтому желаю быть свободным в своем выборе».
Он лишь умолял жену не заклинать его словами мужика. Но она поняла – Ники решил покончить с «царскосельским кабинетом», который должен был их спасти. Он решил вновь обратиться к «гадким людям», мечтающим ограничить царскую власть. Его опять обманут!
И «быть свободным в выборе» она ему не позволила. В дело тотчас вступили советы «Нашего Друга».
«10 ноября... Еще раз вспомни, что для тебя, для бэби и для нас... тебе необходимы прозорливость, молитвы и советы Нашего Друга... Протопопов чтит Нашего Друга, и потому Бог будет с ним... Штюрмер трусил, месяцами не виделся с Ним... и вот – потерял почву под ногами... Ах, милый, я так молю Бога, чтобы Он просветил тебя, что в Нем наше спасение – не будь Его здесь, не знаю, что было бы с нами. Он спасает нас Своими молитвами... Прошу тебя ради меня – не сменяй никого до моего приезда...»
Аликс приехала в Ставку, и царь... оставил Протопопова.
Он еще раз сдался. И еще раз понял безнадежность ситуации.
Он очень устал.
Новый премьер Трепов начал точно также, как его предшественники, как недавно павший Хвостов. Он решил успокоить кипевшую Думу, а для этого – удалить Распутина из Петрограда. Зная о мужике лишь по слухам, Трепов совершил туже ошибку, которую совершил Хвостов, – задумал его купить.
К Распутину, по поручению Трепова, пришел родственник премьера – генерал Мосолов. Он считал, что умеет говорить с мужиками, и потому принес с собою вина. Распутин вино выпил, и Мосолов от имени Трепова предложил ему отказаться от всякого вмешательства в дела управления государством, в назначения министров. За это щедрый премьер обязался выплачивать мужику целых 30 000 рублей ежегодно.
Так пересказал на следствии этот эпизод Белецкий – со слов самого Распутина. И добавил, что Распутин отказался и тотчас «передал Государыне и царю о предложении Трепова... купить замалчивание всего того, что Распутин считает не отвечающим интересам царей».
Эти глупцы предлагали ему променять место советчика «царей» на жалкие деньги, которые он ни во что не ставил, прокучивал и швырял на ветер!
Так Трепов сразу попал в недоверие к царице, и его судьба была предрешена... «Наш Друг» сформулировал: «Нельзя держать Треповых, фамилия у них несчастливая».
Между тем в Думе произошло невероятное. 19 ноября депутат Пуришкевич,
В 2 часа ночи взбешенный Протопопов передал по телеграфу в Ставку самые опасные куски речи (в архиве я нашел его телеграмму). В газетах эти куски вымарала цензура. Но на следующий день... их повторял весь Петроград, ибо речь Пуришкевича ходила по городу в бесчисленных списках.
«Зло идет от тех темных сил и влияний, которые... и заставляют взлетать на высокие посты людей, которые не могут их занимать... От влияний, которые возглавляются Гришкой Распутиным (шум, голоса: „Верно! Позор!“)... Ночи последние я спать не могу, даю вам честное слово... лежу с открытыми глазами и мне представляется ряд телеграмм, записок, сведений, которые пишет этот безграмотный мужик то одному, то другому министру... Были примеры, что неисполнение этих требований влекло к тому, что эти господа, сильные и властные, слетали... В течение двух с половиной лет войны я... полагал, что домашние распри должны быть забыты во время войны... Теперь я нарушил этот запрет, чтобы дать докатиться к подножью трона тем думам русских масс и той горечи обиды русского фронта, в которые ее поставили царские министры, обратившиеся в марионеток, нити от которых прочно забрали Распутин и императрица Александра Федоровна – злой гений России и царя... оставшаяся немкой на русском престоле... чуждая стране и народу...»
Дальше идти было некуда!
Можно представить, с какими чувствами читал эту речь царь. Теперь он понял окончательно: ему оставляли единственный выбор – или Аликс, или трон.
И он выбрал – ее... И ждал неминуемого.
Когда Распутину прочитали речь Пуришкевича, он отреагировал так, как Аликс и ожидала от него, – по-евангельски простил. Но понял, что надо поддержать дух «царей», и послал телеграмму в Ставку: «19.11.16. Пуришкевич ругался дерзко, но не больно. Мой покой остался не нарушен». А чтобы и царский покой не нарушать, предсказал: «Бог укрепит вас. Ваша победа и ваш корабль. Никто не имеет власти на него сесть». Так он обещал «царям» лучезарное завтра за пару месяцев до революции.
Повторил он то же и «маме»: «22 ноября... Верьте и не убойтесь страха, сдайте все свое (империю. – Э. Р.) Маленькому в целости. Как отец получил, так и его сын получит».
И в на редкость связной для него записке дворцовому коменданту Воейкову Распутин написал: «Без привычки даже каша не сладка, а не только Пуришкевич с его бранными устами... Теперь таких ос расплодились миллионы. А надо быть сплоченными друзьями. Хоть маленький кружок, да единомышленники... В них злоба, а в нас дух правды... Григорий Новый». Но самое страшное (о чем говорил и Пуришкевич) Распутин здесь подтвердил: «Таких ос расплодились миллионы»...
Утром 20 ноября речь Пуришкевича самым внимательным образом прочел и Феликс Юсупов.
Пуришкевич проснулся знаменитым. Как он запишет в дневнике «20 ноября весь день трещал телефон, поздравляли... Из звонивших меня заинтересовал один, назвавшийся князь Юсупов... он попросил позволения побывать у меня для выяснения некоторых вопросов, связанных с ролью Распутина, о чем по телефону говорить неудобно. Я попросил заехать его в 9 утра».