Рассказ о брате (сборник)
Шрифт:
— Выходит, случившееся было для миссис Нортон предопределено судьбой? — спросил Пайкок.
— Такое трагическое событие конкретно предсказать, пожалуй, было нельзя. Но в общем, мы сами лепим себе судьбу. В истории Кэтрин меня если что и удивляет, так — до чего она докатилась.
— Слишком уж вы, Люси, бойко да легко увязываете Факты, — улыбнулся Пайкок.
— Да нет же, Джон, — заспорила та. — Мы выстраиваем наши судьбы гораздо активней, чем сами себе отдаем отчет. Я сказала, что удивилась замужеству Кэтрин. Как факту. Но разве ей непременно требовалось выходить за человека, который станет ее бить?
— Больше отвечало бы модели, если б жертвой оказалась она, — возразил Пайкок.
— Круг разорвала она, — продолжала Люси. — Но скажу вам: если за ней не будет строгого пригляда — она покончит с собой.
Я осмысливал разговор, оставшись снова один. У меня опять нет урока. Надо было кое-что сделать, но я застрял у окна, не в силах переломить настроение. На спортплощадке двое футболистов налетели друг на друга и сцепились врукопашную. К ним вприпрыжку подскочил Батчер, учитель физкультуры. Оба были парни здоровущие, но он, схватив их за шиворот, развел на расстояние вытянутой руки. Батчер мужик простой, без комплексов, людей такого сорта я в общем презираю, но иногда втайне завидовал ему. «Этот твой братец, — поделился со мной как-то Батчер, — в миллионеры запросто мог выскочить до тридцати пяти, раскинь он свои карты верно. А там уж сделал бы всем ручкой! Эх, мне б его возможности! Уж я б им всем показал!» И такие мысли будоражили тысячи и тысячи людей, которым не выпало родиться Бонни.
Сзади кашлянули. Я обернулся. В учительскую заглянула девчушка, придерживаясь за дверь, словно готовая в любой миг прихлопнуть ее и со всех ног спасаться бегством. Сначала я подумал — шестиклассница, а лицо почему-то не вспомнилось. Нет, все-таки постарше.
— Мистер Тейлор?
— Да, я.
— А я вас разыскивала.
— Я вроде бы не прятался.
Чуть насупила бровки.
— Миссис Дьюхерст велела передать, что вас директор вызывает.
Теперь ясно. Новенькая секретарша. Школа расширилась, потребовалось больше служащих для канцелярской работы.
— А когда, миссис Дьюхерст не сказала?
— Сейчас, наверное.
— Передайте, поднимаюсь.
Хьювит узнал из расписания, что у меня утром «окно». Девушка по неопытности пересказала просьбу как приказ — в общем-то это и был приказ, но Хьювит наверняка сформулировал по — другому: «Попросите Тейлора, миссис Дьюхерст, пусть заглянет ко мне, когда улучит свободную минутку».
Я двинулся за девушкой по коридору, что разбудило во мне мои переживания в одиннадцать лет: новичок, я вечно плутал по школьным закоулкам, страшась, что никогда не выучусь находить дорогу. С тех пор реорганизация среднего образования потребовала новых помещений и теперь имелись отсеки, существование которых впервые открывалось ученикам лишь в старших классах.
Миссис Дьюхерст извинилась — у директора сидят, придется подождать. Я разыскал стул и уселся, пристроив на колене папку с сочинениями, которую дала мне Люси. Трещали машинки, заливались телефоны. Письменные столы и простые проволочные корзинки, дыбившиеся бумажной пеной, шкафы, тесно забитые папками,
Из кабинета Хьювита появился Коллинсон, завуч средних классов, кивнув мне на ходу. Миссис Дьюхерст вплыла к директору и, тут же выйдя, объявила обычным официальным тоном:
— Мистер Тейлор, мистер Хьювит просит вас. — Я вовек не забуду, как однажды она оказалась свидетелем того, как я — еще школьником — выполз из этого кабинета, глотая слезы после одной особо свирепой взбучки.
Постучавшись, я вошел. Кабинет купался в солнечном свете: свет лился в два больших окна — помещение когда-то служило гостиной владельцу фабрики.
— А, Гордон! Рад вас видеть, — приветствовал меня Хьювит. Он раскуривал трубку. Хьювит предпочитал пузатенькие трубки зарубежного изготовления. Еще один атрибут его стиля наряду с темными рубашками и ярко — пестрыми галстуками, оживлявшими строгие, хорошо сшитые костюмы. Нравились ему и очки, хотя они по большей части красовались поднятыми на волнистые седеющие волосы. Когда он приглашающе указал мне на стул, я краем глаза зацепил обложку лежащего на столе романа и смекнул, зачем вызван. Хьювит наконец справился с трубкой, придвинулся к столу и взял книгу.
— Вы даете ее как дополнительное чтение своим наиболее успевающим старшеклассникам? Так?
— Так.
— Какие-то особые соображения?
— Роман очень живо и сильно вторгается в ту область жизни, с которой, как я считаю, им надо познакомиться.
— Наркотики и беспорядочные связи?
— Книгу отличают нежность и сочувствие. В ней присутствует нравственная оценка — позиция автора. И написана она мастерски.
— Думаете? — Вся книга была в закладках.
Хьювит раскрыл на одной из заложенных страниц.
— Очень тонко написано, с чувством меры, — прибавил я.
— Ага, значит, по — вашему, с чувством меры? Герои не пропустили ни единого известного мне ругательства и весьма пополнили мои познания свежими, дотоле абсолютно неведомыми!
— На мой взгляд, в контексте они оправданны.
— Гордон, вы считаете, что роман стоящий?
— Да. И очень значительный. Извините, сами вы его читали?
— Пролистал. Достаточно подробно, чтобы сложилось определенное впечатление. Во всяком случае, о его пригодности для целей, в каких вы его используете.
— И ваше мнение не совпадает с моим?
Хьювит уклонился от ответа.
— Вы ведь книгу не только ребятам, но и девочкам рекомендуете?
— Да. Девочкам известно не меньше, а то и больше о теневых сторонах жизни.
— М — да, — трубка Хьювита затухла, он потянулся к большой коробке спичек.
— Мне звонил один родитель. Звоночек серьезный. Он очень огорчен. Прислал ко мне с этой книжицей дочку. Жалуется, что меньше всего ожидал, что подобная пакость проникнет в его дом через школу, да чтоб еще по наущению учителя… Это выше его разумения…