Рассказчица историй
Шрифт:
Вот как она звучит:
Хорошо молиться тебе, как легко ты слышишь! Видеть тебя — благо, воля твоя — светоч. Помилуй меня, Богиня, надели долей. Ласково взгляни, прими молитвы, выбери Путь, укажи дорогу. Лики твои я познала — одари благодатью! Ярмо твое я влачила — заслужу ли отдых? Велений я жду твоих — будь милосердна! Блеск я твой охраняла — обласкай и помилуй! СияньяЯ молилась сама, и люди, глядя на меня, тоже — не знаю, все ли от чистого сердца, но возражать не посмел никто. Даже если кто-то из рабов происходил из племен, не признающих Богиню, они побоялись если не ее гнева, то своих сотоварищей.
Затем я произнесла первую в своей жизни речь. А это было сложно.
В Храме меня, конечно, научили, что играть можно не только оружием, но и словами. И язык у меня был хорошо подвешен, может быть, даже лучше всех в Темискире, коль скоро меня избрали Рассказчицей историй. Но одно дело — рассказывать истории, а речи произносить — совсем другое. Тем более что говорить мне предстояло не с воинами, как я привыкла.
Я сказала правду, что всем нам придется зимовать на острове, и у нас есть все, чтобы благополучно пережить эту зиму. По весне мы уйдем, и у остальных будет выбор — тоже уйти либо остаться на острове. Но для этого нужно починить корабли. Поэтому всем, кто смыслит в морском деле, придется этим заняться. На нас смогут напасть с моря, мы должны быть готовы отбивать нападение, поэтому все, кто не владеет оружием, обязаны научиться. Вообще, работать придется всем («нам всем», — сказала я), но не на господ, а на самих себя. У бывших рабов, сказала я, должны быть выборные, наиболее достойные, пусть они решают дела, которые их касаются. С тем же, что касается всех («всех нас», — сказала я), следует идти ко мне.
Еще я сказала, что каждый может следовать обычаям своей веры, кроме тех, что включают пытки и смертоубийства. (Это сейчас я могу сказать: «Молись кому хочешь, а повинуйся мне». Тогда для этого мне требовалось гораздо больше слов.) Вот что примерно я говорила, хотя куда дольше. Кроме того, я не была уверена, что они меня поняли.
Они расходились как во сне. Свобода ли подействовала на них, как конопляный дым на скифов, или просто сказывалась усталость — не знаю.
Мои воины были на местах и следили за порядком на случай, если кто-нибудь тронется рассудком и начнет буянить.
Я вытащила меч из жертвенника, бросила его в ножны и увидела, что ко мне идет женщина из бывших рабынь. Я не знала, откуда она взялась — с корабля или из крепости. Во время ночного боя было слишком темно, чтобы различать лица.
Она была страшно худа, гнилая ветошь прикрывала ее тело, патлы черных волос, сбившиеся в колтуны, падали на плечи. Но, несмотря на это, я видела, что она молода и, пожалуй, все еще сильна. Я посмотрела на ее руки. На них засохли бурые пятна. Она дралась безоружной. А у меня был меч. На меч она и смотрела.
— Это ваш обычай? — спросила она, указав на меч, а потом на жертвенник.
Говорила она по-ахейски, но не совсем так, как я привыкла слышать. Должно быть, так выговаривали слова в Архипелаге.
Почему-то меня ее вопрос не очень удивил, и я ответила просто:
— Скифы тоже так молятся — мечу, воткнутому в землю.
— Они у вас заимствовали этот обычай или вы у них? — не отступала она.
Это было уже интереснее.
— Неважно, кто у кого заимствует обычаи, главное, чтобы они были правильные.
Она смотрела на меня чрезвычайно внимательно.
— Как ты сказала — правильные или праведные?
Она тщательно подбирала слова.
— А разве есть какая-нибудь разница? И тут на ее изможденном лице появилась улыбка.
Ну вот, с этого дня мы все вместе начали обустраивать свою жизнь на острове.
Сказать, конечно, не сделать… Иногда мне кажется, что та зима была равна многим годам. Еще раз повторю — взять с острова было, в общем, нечего. Здесь не существовало поселений даже до пиратов. То есть остров был обитаем и даже почитаем — так мне рассказали. Раньше здесь было святилище Богини, как матери, и Троицы, которая здесь считалась детьми Богини — назывались они Кабиры (к хабирам, воинственному племени пустынь, они не имели никакого отношения). А потом, когда пала Критская Талассократия и законы на море перестали соблюдаться, пришли пираты, разорили храм, убили его служителей, и на основе святилища построили свою крепость. А в остальном — остров был гол. Но. так или иначе, деваться нам с него было некуда.
Плеяды скрывались при закате Солнца, наступило время зимних бурь, и даже если бы наши корабли оказались в порядке, пройти в эту пору мимо Кианейских скал невозможно.
Но главная трудность таилась не в море и скалах. Главной трудностью стали люди.
Не стану скрывать — поначалу роптали именно среди моего народа. Роптали, несмотря на присущую нам дисциплину.
Я их понимала. Мало того, что здесь все время болтались мужчины, их еще приходилось учить! По большому счету, занятие бессмысленное. Ни один мужчина женщин понять не может. А ведь среди них попадались очень умные, честное слово!
Но так уж устроено Богиней.
Однако мне удалось убедить своих. Во-первых, говорила я, нам нечего с ними делить. («Опять она считает», — сказала бы Пентезилея.) Совершенно нечего. Во-вторых, никто не требует, чтобы тех учили тайному бою Темискиры. Даже если бы это не было запрещено обычаем, на это все равно ушли бы многие годы. Нет. Речь идет просто о боевых приемах, необходимых при обороне. И главное — мужчины сами могут научить нас тому, чего мы не знаем, а именно морскому делу.
И тут меня поддержали. Действительно, страсть к мореходству поселилась не только в моей душе, это оказалась сильная отрава.
Особенно горячо ратовала Аргира, а также Аэлло, Никта и Киана. Хтония, на которую я полагалась больше всех, этого пристрастия не разделяла, но зато с готовностью приняла на себя руководство строевыми занятиями, а с этим никто лучше нее справиться не мог.
В общем, все утряслось.
Другую трудность представляли собой освобожденные рабы. В бою все они были едины, но когда мрак рассеялся, оказалось, что все они принадлежат к разным народам. Кого здесь только не было!
Впрочем, кого здесь не было, сказать проще. Наших северян из-за Киммерийского перешейка — они редко сдаются в плен, им легче убить себя — бессов, саков, гелонов, халибов. Не было жителей Черной Земли — слишком сильное тогда было государство, пираты туда не совались, и Земли Жары — слишком далеко она находилась. Все остальные там наличествовали. Эдоны, киконы, гализоны, фригийцы, уроженцы Киликии, Меонии и Памфилии. Ахейцы — мы у себя на полуострове привыкли называть так всех жителей материковой Апии, но на самом деле на земле Пелопа полтора десятка народов. Люди со всех островов Архипелага. И многие другие. Даже критяне там были — ведь для пиратов не существует соотечественников. Они предавали их так же просто, как предали веру, уничтожив святилище Богини, именем которой клялись на каждом шагу.