Расскажи мне, как живешь
Шрифт:
Я спрашиваю, красиво ли там, и он говорит:
– Понятия не имею. Но места там очень интересные и практически не изученные!
Поезд сворачивает в горное ущелье, и море остается позади.
На следующее утро мы уже у Киликийских ворот. Отсюда открывается великолепный вид. Впечатление такое, что стоишь на вершине мира, а он весь у твоих ног! Тот же восторг, должно быть, изведал Моисей, глядя с горы на землю обетованную. Эта мягкая влекущая синева там вдали – недостижимый край: на самом деле эти города и деревни, когда попадешь в них, окажутся вполне обыкновенными – и куда-то денется зачарованная страна, простиравшаяся внизу…
Поезд
Подъезжаем к Алеппо. Не успели отдышаться, и вот уже Бейрут, где нас ждет наш архитектор и где будут сделаны последние приготовления к осмотру местности между Хабуром и Джаг-Джагом. Нам предстоит найти холм, подходящий для раскопок.
Ибо это, по словам миссис Битон, всему начало. Прежде чем сделать рагу из зайца, его надо поймать, уверяет эта почтенная леди.
А в нашем случае надо «поймать» курган.
Глава 2
Рекогносцировка
Бейрут! Синее море, прихотливые очертания залива, тянущаяся вдоль побережья гряда гор в голубой дымке. Такой вид открывается с террасы отеля. Из окна спальни, смотрящей на материк, виден сад с алыми пуансетиями. Комната просторная, с высоким потолком ослепительной белизны, отдаленно напоминающая тюремную камеру. Современная раковина, оборудованная краном и сливной трубой, имеет вполне цивилизованный вид. Над раковиной – соединенный с кранами большой кубический резервуар со съемной крышкой, а в нем – увы – застоявшаяся, противно пахнущая вода, разумеется, холодная! [17]
17
Это было написано еще до открытия современного отеля «Сен-Жорж». (Примеч. автора.)
Вообще водопровод на Востоке имеет свой особый норов. Очень часто из горячего крана идет холодная вода и наоборот. Я с ужасом вспоминаю щегольскую ванную отеля «Вестерн», где из горячего крана – как и положено – хлестал крутой кипяток, зато из холодного не шло ни капли, кроме того, горячий не желал закручиваться обратно, и в довершение шпингалет на двери ванной клинило!
Пока я восторженно созерцаю пуансетии и без всякого восторга сантехнику, раздается стук в дверь. Толстенький коротышка-армянин приветливо улыбается и, раскрыв рот так, что видны все зубы, тычет туда пальцем и бодро произносит: «Manger» [18] .
18
Кушать (фр.)
Таким незатейливым способом можно любому, даже самому несообразительному, постояльцу дать понять, что в столовой подан ленч.
Там меня ждет Макс и наш новый коллега – архитектор, Мак, с которым я практически не знакома. Через несколько дней мы отправляемся в трехмесячную экспедицию, нам предстоит разбить лагерь в песках и скалах и заняться поиском места, наиболее благоприятного для раскопок. С нами в качестве проводника отправляется Хамуди, старинный знакомец Макса. Он философ по натуре и успел стать нашим другом. Он уже много лет работает бригадиром на раскопках в Уре [19] и выбрался
19
Ур – относящийся к V—IV векам до н.э. древний город в низовьях реки Евфрат, некогда столица Шумера и Аккада (на территории современного Ирака).
Мак, поднявшись, вежливо меня приветствует, после чего все усаживаются за трапезу. Еда вкусная, только жирновата. Я пытаюсь поддержать светскую беседу с Маком, но тот ограничивается вежливыми фразами: «О, в самом деле?..», «Неужели?» или «Что вы говорите?» Меня одолевает тягостное предчувствие: видимо, наш новый архитектор из той породы людей, которые способны вогнать меня в состояние полного ступора – от застенчивости. Слава Богу, те годы, когда я стеснялась всех и каждого, давно позади. С годами ко мне пришло известное душевное равновесие и здравый смысл. Всякий раз я напоминаю себе, что со всеми этими глупостями покончено. Но стоит появиться такому вот неразговорчивому типу, как я опять становлюсь застенчивой дурочкой.
Я понимаю, что Мак и сам по молодости страшно стеснителен, и подобная чопорность – это всего лишь самозащита. И тем не менее от его холодного превосходства, чуть приподнятой брови и подчеркнуто-вежливого внимания к моим словам, которые совсем того не стоят, я сразу теряюсь и начинаю нести несусветную чушь. Под конец ленча разговор заходит о музыке, и Мак позволяет себе упрек в мой адрес.
– Боюсь, – вежливо произносит он в ответ на мои критические высказывания о валторне, – вы не совсем справедливы.
Он, разумеется, прав. Меня просто занесло.
После ленча Макс спрашивает меня, какое впечатление произвел на меня Мак. Я уныло бормочу, что он, похоже, не слишком разговорчив.
– Так это замечательно! Представляешь – оказаться посреди пустыни наедине с непрерывно болтающим индивидом. Я и выбрал его потому, что он показался мне молчаливым парнем.
Я признаю, что в этом есть резон. Макс уверяет, что Мак просто очень застенчив, но это пройдет.
– По-моему, он сам тебя боится, – ободряет меня Макс.
Что ж, возможно, хотя… Ладно, в конце концов, я гожусь Маку в матери. Это во-первых. Во-вторых, я известная писательница. Героев моих опусов даже «Таймс» включает в свои кроссворды (это ли не вершина славы!).
Ну, а в-третьих, я супруга самого начальника экспедиции!
Так что если уж кто-то и вправе смотреть на кого-то свысока, то это я, а не какой-то мальчишка!
Позже, когда мы собираемся идти пить чай, я отправляюсь прямиком в комнату Мака, чтобы пригласить и его.
Я намерена вести себя очень естественно и по-дружески.
Комната Мака просто блестит чистотой. Он сидит на коврике и строчит что-то в своем дневнике; при моем появлении он с вежливым недоумением вскидывает голову.
– Не выпьете ли с нами чаю?
Мак поднимается.
– Благодарю вас!
– А потом мы хотим осмотреть город. Люблю бродить по новым, неизвестным местам.
Мак приподнимает брови и холодно произносит свою коронную фразочку:
– В самом деле?
Немного обескураженная, я выхожу, он – следом, и так мы и входим в зал, где Макс уже ждет нас за столом, накрытым к чаю. Мак в блаженном молчании поглощает огромное количество чая с печеньем. Макс тоже пьет чай молча – он уже весь в четырехтысячном году до нашей эры.