Расскажи мне три истории
Шрифт:
Я: Это у Джем.
Дри: И что? Когда Лиам рядом, Джем совершенно другой человек. Особенно тогда, когда она увидит, что он с тобой общается.
Я: Нет.
Дри: Да кого волнуют ее комментарии о твоих джинсах? Это «МегаО». Ты их полюбишь.
Я: Если я когда-нибудь назову их «МегаО», пристрели меня.
Дри: Знаешь ли, быть с приветом не совсем и очаровательно.
Я: Буду в курсе.
Дри: Отлично. На том и порешили. Достань туфли для танцев, потому что мы пойдем.
–
– Чего?
– Ничего, – отвечаю я.
ГЛАВА 13
Когда я прихожу в библиотеку, Итан, Итан Маркс уже там. Конечно же, снова в своей футболке с Бэтменом и как зачарованный пялится в окно, хоть я и не понимаю, чем он так увлекся. Все, что я вижу, это абсолютно чистое безоблачное небо. Правая рука потирает челюсть, будто та побаливает из-за всех этих разговоров, которые он не хочет вести. Я была бы не против коснуться шероховатой кожи его щеки и дотронуться до уплотнения, где косточка встречает кость.
Я что? Действительно сейчас так сказала? Серьезно? Беру свои слова обратно. Естественно, он сексуален. Да еще к тому же придурок, и то будет пустая трата времени, если я втрескаюсь в того самого парня, которого хочет каждая девушка в школе. Даже пытаться не стоит.
Давайте побыстрее получим «отлично» по английскому и двинемся дальше. Мне есть чем заняться: работа, школа, подготовка к академическому тесту. Впервые с момента моего переезда сюда я чувствую, что наконец-то взяла ситуацию под контроль. У меня есть работа, а значит и деньги. У меня есть Дри, которая быстро превращается в настоящую подругу, а также НН, с кем я весь день переписываюсь в мессенджере. С НН я по большей части болтаю о глупостях, но так здорово, что он в любое время на связи у меня в кармане.
– Привет, – здороваюсь я и сажусь, подогнув под себя ноги. Непринужденная, расслабленная поза, будто я ни на йоту не чувствую себя неловко. Оказывается, из меня не такая уж и ужасная актриса вышла. Даже я почти верю себе. Хотя, когда опускаю взгляд и замечаю темный волосок на лодыжке, он выбивает меня из колеи, и я собираю все свое мужество, чтобы не одернуть штанину. Успокойся, он не смотрит на твои лодыжки. А от резких движений ты только будешь выглядеть дерганой.
– Привет, Джесси. – И снова эта улыбка, что освещает лицо всего секунду, перед тем как выражение лица снова становится непроницаемым. – Готова?
– Конечно, – отвечаю я. Интересно, получится ли у меня когда-нибудь выйти за рамки односложных ответов с этим парнем. Вот Скарлетт, когда нервничает, больше болтает – от адреналина она становится остроумной, а не тугодумкой – мой же мозг просто перегружается. Будто я выхожу в астрал.
Итан пахнет лавандой, медом и свежестью. Не так, как пахнут парни из Чикаго, которые используют спреи для тела с ужасным химическим запахом, оставляющие за собой стойкий след. Это запах стирального порошка или одеколон? Стирает ли Итан свою футболку каждый вечер? Скорее всего, для этого у него есть своя Глория. А может, у него есть футболка с Бэтменом на каждый день недели. И да, я отдаю себе отчет, что начинаю говорить, как Дри: увлеченно собирающая все сведения о Лиаме и смакующая их позже.
Так.
– Ты читала поэзию? – спрашивает он меня, хотя не совсем так. Он спрашивает окно. Итан опять глядит в никуда. Он где-то в других мирах. Я тоже часто впадаю в задумчивость, но Итан полностью погружен не в себе. Узнаю этот взгляд. Он здесь и в то же время нет. У меня раньше так бывало: присутствовала где-то физически, но, оглядываясь назад, понимаю, что все дни пролетали мимо меня. Я была пустой оболочкой. Конечно, не как мама, физически похороненная в конкретном месте, но больше не присутствующая в жизни. Мое отсутствие проявлялось во всех других смыслах.
– Немного, – отвечаю я. Односложный ответ. Снова. Хорошо, что он не слушает. – То есть, я люблю поэзию, и читала «Бесплодную землю» некоторое время назад, но так и не поняла ее до конца, понимаешь? Похоже на попурри из разных голосов.
– Точно. Я загуглил ее, и, похоже, каждая фраза написана с подтекстом. Словно какой-то шифр, – соглашается он и смотрит на меня. Он снова пришел в себя. Может он под чем-то? Травка? Кокаин? Экстази? В этом причина его заторможенности? Но потом он потирает лицо, и я понимаю, что это обычная усталость. Парень устал. Почему он не спит? Что происходит по ночам, когда Итан закрывает глаза?
Прекрати, Джесси.
Я приказываю себе сосредоточиться.
– Хорошо, давай начнем с первой строчки: «Апрель жесточайший месяц, гонит». Что вообще это значит? Знаю, это типа поэтично и круто, особенно часть с «гонит», но почему апрель? Почему он более жестокий месяц, чем другие? – спрашиваю я.
– Не знаю. Но я отчасти ненавижу апрель, – начинает Итан и останавливается. Он чуть ли не сердито прищуривается. Итан не собирался этого говорить. Наверное, просто вырвалось. Но что в этом такого? Не понимаю. Как вообще можно ненавидеть апрель. Я ненавидела январи в Чикаго, потому что там было охренеть, как холодно, но мы сейчас не о погоде. Он стряхивает с себя оцепенение. – Не хочешь пройтись? Почему бы нам не обсудить все за прогулкой?
Итан не дожидается моего ответа, а просто собирает книги и ноутбук, так что мне ничего не остается, как последовать за ним на улицу.
– Думала, люди в ЛА не ходят пешком, – говорю я, как только школьная дверь закрывается за моей спиной. Этот звук всегда вызывает у меня чувство облегчения: еще один день закончен, и я выжила. Он надевает солнечные очки-авиаторы, и теперь его еще сложнее прочесть, поскольку мне не видно его глаз.
– Мне легче думать на ходу. Это меня бодрит. Хочешь узнать, что еще я узнал из гугла?
Я киваю, и это довольно глупо, ведь он не смотрит на меня.
– Конечно.
– Изначально Элиот не планировал начать так поэму. Эзра Паунд посоветовал ему уменьшить количество строк, оставив сорок три строчки или около того. Апрель должен был возникнуть позже. И поэтому, видимо, ему пришлось в буквальном смысле перекраивать строки, будто ножницами порезал.
Я закрываю глаза и пытаюсь на мгновение представить эту картину, хотя без понятия, как выглядел Т. С. Элиот. Но я представляю седого мужчину с моноклем, тяжелой парой ножниц и клеем-карандашом.