Рассказы-2

Старджон Теодор Гамильтон

Там стояла незнакомка. Она была по-иному одета, казалась спокойной и собранной. Только выражение лица и взгляд необыкновенных глаз остались прежними. На ней были джинсы, мягкие кожаные полусапожки на низком каблуке, просторный свитер из толстой шерсти, поверх которого лежал мягкий воротничок рубашки. Волосы у нее едва превышали по длине собственную шевелюру Муленберга, но были гораздо красивее.

Он отвернулся от незнакомки как от яркого света. Взглянул на часы. Восемь. И тут он заметил, что Баджи не сводит глаз со стоявшей в дверях, и лицо ее расцветает от радости.

— Мули,

взгляни, — пролепетала она. — Взгляни, вот он!

Незнакомка заметила их и улыбнулась. Помахав им, она указала на крайний столик близ окон, выходивших на разные улицы. Муленберг и Баджи направились туда.

Когда они подошли, незнакомка уже села.

— Привет, — сказала она. — Присаживайтесь. Оба. Они устроились бок о бок напротив нее. Баджи разглядывала девушку в полном восторге. Муленберг стал тоже присматриваться к ней, и в глубине сознания зародилась безумная догадка…

— Быть не может… — изумленно пробормотал он.

— Может, — ответила незнакомка, обращаясь прямо к нему. — Так оно и есть. — И бросив взгляд на Баджи, спросила:

— Она еще ничего не знает?

Муленберг покачал головой:

— Я не успел ей рассказать.

— Может быть, и не стоило раньше времени, — откликнулась незнакомка.

Баджи повернулась к Муленбергу и выпалила:

— Так ты его знаешь!

— Да, знаю… — только и сумел выдавить он.

— Не можешь подобрать местоимение, да? — расхохоталась незнакомка.

— О чем это он, — заволновалась Баджи. — Хватит говорить загадками!

— Вскрытие развеяло бы тайну, верно? — догадался Муленберг.

— Разумеется, — кивнула незнакомка. — Все и так висело на волоске.

Глаза Баджи бегали от одного собеседника к другому.

— Объяснит мне кто-нибудь, в чем дело, или нет, черт побери!

Муленберг встретился взглядом с незнакомкой. Та кивнула. Он обнял Баджи. Слушай же, журналистка. Наш приятель — существо новое, на нас не похожее.

— Нет, не повое, — возразила девушка. — Мы появились здесь много тысяч лет назад.

— Неужели? — Муленберг пытался переварить услышанное, а Баджи съежилась и запротестовала:

— Но… но… но…

— Тихо, ты, — цыкнул Муленберг и крепче прижал ее к себе. — Ты весь день гуляла не с мужчиной, Баджи, да и я провел полночи не с женщиной. Так?

— Так, — подтвердила незнакомка.

— И убили вовсе не сиамских близнецов, а таких же, как ты. И они…

— Они находились в состоянии конъюгации. — В голосе незнакомки, охарактеризовать который можно было и как контральто, и как тенор, зазвучала неизбывная скорбь.

— В каком состоянии? — переспросила Баджи. Муленберг решил ей объяснить:

— Некоторые формы жизни, — начал он, — и одноклеточный организм под названием парамеция — хороший тому пример — размножаются простым делением. Клетка и ядро удлиняются, потом ядро разделяется надвое и половинки расходятся в разные концы клетки. Наконец она тоже делится, и готово! — получаются две парамеции.

— Но ты… он…

— Помолчи, — оборвал ее Муленберг. — Я еще не закончил. Недостаток простого деления в том, что оно не допускает

обновления генов. Прямые потомки парамеции размножались бы, пока по теории вероятности гены вырождения не стали бы доминантными, и на этом род парамеций прекратился бы. Но простейшие обрели механизм зашиты от таких неприятностей. Заключается он в том, что две парамеции становятся вплотную и стенки клеток в месте соприкосновения постепенно исчезают. Сюда же передвигаются и ядра. В конце концов они сливаются, их содержимое перемешивается, затем они разделяются вновь и уходят каждая в свою клетку. Стенки парамеций восстанавливаются, парамеции отрываются друг от друга и расходятся.

Этот процесс и называется конъюгацией. Его ни в коем случае нельзя путать с половым размножением, ведь у простейших нет пола. Конъюгация вообще не связана с размноженном — оно может протекать и без нее. — Тут он обратился к незнакомке. — Но я никогда не слышал о конъюгации у высших форм жизни.

Незнакомка едва заметно улыбнулась.

— На вашей планете конъюгация присуща только нам.

— А остальное? — спросил он.

— Вас интересует способ нашего размножения? Мы — партеногенетические особи женского пола.

— Так вы… вы — женщина? — пролепетала Баджи.

— Нет, это просто подходящее название, — пояснил Муленберг. — У каждой их особи есть и женские, и мужские половые органы. Она оплодотворяет сама себя.

— Тогда они — как это называется? — гермафродиты? — спросила Баджи и, стушевавшись, поспешила извиниться перед незнакомкой, чем сильно рассмешила и ее, и Муленберга. Впрочем, незнакомка была столь обаятельна, что даже смех ее не мог никого обидеть.

— Нет, такое определение здесь неуместно, — заговорил наконец Муленберг. Гермафродиты — это люди. А наша собеседница — не человек.

— Более человечного существа я еще не встречала! — вдруг выпалила Баджи.

Незнакомка протянула руку через стол и тронула девушку за плечо. «Она прикоснулась к нам впервые, — подумал Муленберг, — и это, видимо, большая редкость и огромная честь».

— Спасибо, — тихо молвила незнакомка. — Большое спасибо тебе за эти слова. — И кивнула Муленбергу. — Продолжай.

— Теоретически — впрочем, о таких случаях я не слышал — гермафродиты могут иметь сношения с представителями обоих полов. В отличие от партеногенетических женщин. Они никогда не пойдут на это — такие контакты им просто не нужны. У людей гены обновляются во время размножения. А при партеногенезе это отдельный процесс. — Он обратился к незнакомке:

— Скажите, как часто вы размножаетесь?

— Когда захотим.

— А коньюгирусте?

— По мере надобности.

— Как это происходит?

— Трудный вопрос. В принципе так же, как парамеции, но на более высоком уровне. Происходит взаимопроникновение сначала десятков, потом тысяч, сотен тысяч и миллионов клеток. А начинается оно отсюда, — незнакомка приложила руку к тому месту, где у человека сердце, — и идет по нарастающей. Ты же видел результаты процесса у тех, кого я сожгла. Помни, на твоем месте оказывались считанные единицы людей.