Рассказы и повести
Шрифт:
– А чем можно объяснить наличие двух странгуляционных борозд?
– Если исходить из показаний свидетелей… Первая линия прижизненная – это когда Велемирова повесилась, а появление второй линии, посмертной,– это когда свекор Маргариты пытался снять ее с крюка, но не смог, поэтому петля и сместилась.
– Вообще-то логично,– сказал Жилин.– Вы допросили мужа умершей?
– Нет. Он до сих пор не появлялся дома.
– Странно,– заметил прокурор.– Две ночи уже не ночует. Вам это не кажется подозрительным? Утром, второго
– На работе,– не очень уверенно ответил Кашелев, потому что в граверной мастерской к этому вопросу не проявил должного внимания.
– Точно был?– настойчиво переспросил Жилин.
– Сослуживцы сказали, что был. Я еще раз проверю.
– Проверьте обязательно. Может, он отлучался. На такси съездить туда и обратно не такая уж хитрая штука.
– Но его бы видели мать или отец.
– А они все время находились в квартире?
– Нет. Выходили. И он, и она.
– Вот видите,– заметил Жилин.– Кто еще мог побывать у Велемировых в то время?
Следователь ничего не мог ответить на этот вопрос, так как даже не подумал об этом.
Вернувшись в свой кабинет, Кашелев глянул на часы – уже пять. А завтра – выходной. И не просто выходной – праздник. Беспокоить людей расспросами-допросами, проверками и визитами неудобно. Значит, все откладывалось до понедельника.
Единственное, что еще успел сделать следователь четвертого декабря,– съездить в мастерскую, где работал муж умершей. Там он точно установил, что Георгий Велемиров второго декабря находился на своем месте с самого утра и до тех пор, пока не кончился рабочий день. Выходил лишь в обеденный перерыв в столовую напротив с товарищами.
Домой к Велемировым Кашелев так и не решился наведаться: хватит у них хлопот с похоронами.
В понедельник, шестого декабря, придя на работу, Кашелев первым делом решил во что бы то ни стало разыскать Георгия Велемирова. Но только он взялся за телефонную трубку, чтобы позвонить в граверную мастерскую, как раздался стук в дверь. На разрешение войти в кабинете появились Валентина Сергеевна Велемирова и ее сын.
Среднего роста с приятными мягкими чертами лица, темными волосами, стриженными под польку, Георгий одновременно походил и на отца, и на мать.
– Вот, приехали,– сказала Велемирова после приветствия.– Как вы просили.
Она поддерживала сына под руку. Глядя на выражение его лица, Кашелев сначала решил, что Георгий пьян. Но потом понял: это наложило свой отпечаток переживаемое.
Велемиров опустился на стул, как ватная кукла.
– Как же я теперь?…– еле слышно прошептал он.– Зачем жить?… Ее нет…
У Георгия задрожал подбородок, скривились губы.
Кашелев налил воды, поднес стакан ко рту Георгия. Тот сделал несколько судорожных глотков, поперхнулся, закашлялся.
– Я понимаю, у вас горе. Большое горе,– сказал следователь.– Но
– А зачем? – посмотрел куда-то мимо следователя Велемиров.
И вдруг, видимо, ощутив всю тяжесть своего горя, зарыдал. Беззвучно, закрыв глаза и сотрясаясь всем телом.
Кашелев растерялся. Ему еще никогда не приходилось бывать в такой ситуации. Он даже не заметил, что успокаивающе похлопывает Георгия по плечу.
Велемиров мало-помалу успокоился.
– Когда вы узнали? – осторожно спросил следователь.
– Только что… С вокзала поехал прямо на работу… Смотрю, мать поджидает… И… И…– Он закрыл лицо руками.
– Я специально его ждала,– сказала Валентина Сергеевна.– И вместе с ним прямо к вам… Одному-то ему сейчас быть нельзя.– Она тяжело вздохнула.– Вот, оберегаю…
Кашелев попросил ее побыть пока в коридоре. Велемирова вышла. А следователь был в нерешительности: стоит ли проводить допрос, когда Георгий в таком состоянии?
Велемиров отнял руки от лица, опустил их на колени и с болью в голосе спросил:
– Зачем она?… Почему?
– Вы с четверга были у своего приятеля в Малаховке?– спросил Кашелев, стараясь отвлечь Георгия.
– Да,– ответил Велемиров.– Аркадий заболел… Температура… Я хотел и сегодня остаться, но он отправил меня в Москву Говорит на работе будут неприятности. Я вернулся электричкой.
– Аркадий живет один?– продолжал Кашелев.
– Один. На войне лишился обеих ног… Если бы вы видели, как он рисует!
– Вы давно дружите? – поинтересовался следователь.
– Десять лет. Это Аркадий посоветовал мне заняться граверным делом.
Постепенно Велемиров разговорился о друге. Рассказал о несчастье в его личной жизни. Уходя на фронт, Аркадий оставил в Москве любимую девушку. А когда вернулся калекой, то мать его возлюбленной сказала, что девушка умерла. Но однажды, уже году в сорок девятом, Георгий увидел ее. Она садилась в «Победу» с каким-то пожилым мужчиной. Георгий скрыл от приятеля эту встречу. А портрет любимой, выполненный Аркадием, висит на видном месте в его малаховском домике…
– Георгий Николаевич,– сказал Кашелев, выслушав рассказ Велемирова,– меня интересует кое-что из вашей жизни с Маргаритой… Вы в состоянии отвечать?
При имени жены Велемиров вздрогнул.
– Спрашивайте,– хрипло сказал он.
– Расскажите, пожалуйста, как складывались у вас отношения. Кто бывал у вас?
– Мы жили хорошо. Очень хорошо. Она всегда говорила, что я самый близкий, самый-самый…– Велемиров провел дрожащей рукой по лбу.– Ну а для меня она была – все! Сижу на работе, а сам думаю: скорей бы домой, скорей бы увидеть ее.
– Когда вы видели ее в последний раз? – продолжал допрос следователь.
– Второго,– глухим голосом ответил Велемиров.– Утром, когда уходил на работу… Если бы я знал, что вижу ее в последний раз…