Рассказы и повести
Шрифт:
– Уже въезжают? – выдавила из себя Мажарова, чувствуя, что у нее холодеет под ложечкой.
– Ну да! Выдают ордера,– ответила жена кандидата наук.– Вот я и пришла посоветоваться: подождать, когда вызовут в горисполком, или пойти завтра к председателю…
– Нет-нет! – вырвалось у девушки.– Я сама… Узнаю и… И тут же сообщу вам.
– Понимаю, понимаю,– согласно закивала Валентина Павловна.– Зачем лишний раз афишировать? День-другой не имеет значения… Столько ждали, так чего уж…
Нине кое-как удалось выпроводить
– Скоро из командировки возвращается мой Юлик. Представляете, какой его ждет сюрприз!…
«Это конец!» – оборвалось все внутри Мажаровой, когда за соседкой дяди закрылась дверь.
Ну сколько можно потянуть? Самое большее – неделю. И то вряд ли. Эта настырная баба не успокоится, будет надоедать, непременно опять пойдет проведать свое «гнездышко». А дом заселяется. И где гарантия, что уже завтра не въедут настоящие хозяева? И тогда…
От этого «тогда» Мажарова пришла в ужас.
«Что делать? Боже мой, что же делать? – лихорадочно билось в голове.– Единственный выход – возврат Крюковой «аванса»… И сказать, что с квартирой сорвалось. Но где взять такую сумму?»
От денег, которые были недавно у девушки, остался, как говорится, один пшик.
Первой мыслью было – продать все! И наряды, и вещи, которыми так щедро снабдила ее Фаина Петровна. Но когда Мажарова стала предлагать их подругам, то поняла: девчонкам из общежития это не по карману. Да и на самом деле Фе Пе, мягко выражаясь, хорошо попользовалась Нининой широтой: Мажарова, оказывается, переплачивала спекулянтке в три-четыре раза. Даже избавившись от всего, не набралось бы и трети нужной суммы.
Тогда девушка перебрала всех, кто мог бы ее выручить.
Тетка? У Полины Семеновны на книжке не было и пятисот рублей…
Дядя? У того снега среди зимы не выпросишь…
Антон? С тех пор как Ремизов бросил ансамбль, он сам крепко сел на мель…
Подумала Нина и о родителях. Ей стало еще тоскливее и страшнее…
Мать всю жизнь была учительницей. В последнее время ее замучил радикулит, и все же она не шла на пенсию, считала своим долгом помогать дочери. У нее болела душа за Нину, которая до сих пор так и не устроила свою семейную жизнь. Слала дочери то на новое платьишко, то на туфлишки…
Отец… Тихий, незаметный человек. В отличие от своего двоюродного брата-дантиста, его никогда не интересовали деньги. Он проработал в маленькой местной типографии наборщиком около сорока лет, не заработав не только на антиквариат – в доме не было приличного мебельного гарнитура… Какие уж там сбережения…
«За что, за что они должны получить такой жестокий удар? – терзалась Нина.– Единственная дочь – в тюрьме! Из-за кого? Из-за этой противной Крюковши! Подавай ей, видишь ли, роскошную квартиру в центре! Может, она еще захочет, чтобы ее муженька пристроили в Москве? Министром?!»
Ах, как сладко, когда
Промучившись пару дней, Мажарова пришла к выводу: почему, собственно, она должна возвращать Крюковой деньги? Почему?
Нина припомнила наставления Вольской-Валуа, которая учила: если хорошенько поразмыслить, то даже из безвыходной ситуации можно извлечь выгоду.
И девушка решила: одним выстрелом надо убить двух зайцев. Правда, был риск. Большой риск.
А что поделаешь, когда обстоятельства вынуждают? Голова-то одна…
Валентина Павловна эти два дня не жила – она пребывала в золотисто-розовом сне. Наконец-то ее мечта сбывалась. Жить в новом доме на Сиреневой набережной – это уровень! Престижно! Ни один из их знакомых не мог даже и подумать об этом…
Крюкова обошла все мебельные магазины. И уже твердо знала, в какой комнате что будет стоять. В столовой – очень милый гостиный гарнитур югославского производства. Не полированный, но с резьбой! Крик моды! Для спальни, по ее мнению, вполне подходила финская мебель. Темных тонов. Игорьку тоже имелось что купить. Не дорого, но со вкусом.
Проинспектировала Валентина Павловна и магазины тканей, ковров, посуды. В глазах у нее стоял туман красок, форм, силуэтов… Мысленно прикидывая, во что обойдется оборудование будущих апартаментов, она понимала: сбережений не хватит. Но были ведь родные, друзья. Одолжат. А отдавать… Что ж, теперь она заставит Юлика поскорее закончить докторскую, опубликовать наконец монографию, которую он никак не отнесет в издательство. И вообще убедит его, что пора уже занять такой пост и положение, на которое ее муж имеет полное право.
Крюкова верила: с переездом в девятиэтажку жизнь их должна перемениться коренным образом.
Ее так распирало, что она не выдержала и похвасталась перед соседкой. Потом, засев за телефон, обзвонила кое-кого из приятельниц, сообщив, что на днях получит квартиру. Когда ее спрашивали, где именно, она с гордостью отвечала, что на Сиреневой набережной. Приятельницы охали, поздравляли, а Валентина Павловна торжествовала, радуясь произведенному эффекту.
Во время одного из таких телефонных разговоров раздался звонок в дверь. Долгий и настойчивый.
Крюкова открыла и, когда увидела на пороге Мажарову, то невольно отшатнулась: на Нине, что говорится, лица не было.
– Вы одна? – бледными дрожащими губами произнесла девушка.
– Да… А что случилось? – У Валентины Павловны нехорошо екнуло в груди.
– Не звонили? Не приходили?…– чуть слышно спросила Мажарова, которая, как было видно, еле стояла на ногах от какого-то необычайного волнения.
– Кто должен был звонить?… Прийти?…
Мажарова вошла в коридор и прислонилась к закрытой двери.