Рассказы и повести
Шрифт:
– Что вы, Валентина Павловна! Квартиры – это очень сложно,– сказала Нина.
– В университет тоже было нелегко, однако…– Крюкова многозначительно посмотрела на девушку.– Только один звонок председателю…
– Звонок,– хмыкнула Нина.
– Я понимаю, что труднее…
– А риск?
– Чем больше риск, тем больше благодарность.– Валентина Павловна вышла и вернулась с пачкой денег.– Аванс – пять тысяч…
Мажарова завороженно смотрела на внушительную стопу купюр.
«Боже мой! – мелькнуло у нее в голове.– Вот она, свобода!»
– Поверьте, вы совершите доброе дело,– словно издалека
– Ладно,– выдавила из себя Мажарова; ей казалось, что эти слова произнесла не она, а кто-то другой.– Какую вы хотите?
– Трехкомнатную конечно же! – оживилась Крюкова.– И, если можно, поближе к центру…
– Постараюсь…
– А на Сиреневой набережной? – выдохнула Валентина Павловна.– Ну, в девятиэтажке?
– Делать, так делать,– ответила Мажарова, рассовывая деньги по карманам.
– Ниночка! – вырвалось у Крюковой.– Я буду молиться за вас по гроб жизни, хотя и неверующая…
…Когда Мажарова вернулась к себе, Вольская-Валуа молча протянула ей телеграмму. В ней сообщалось, что через день приезжает Михаил Васильевич, дядя Нины…
– Ну, тетя Поля,– с сожалением вздохнула девушка,– лафа кончилась… Завтра придется перебираться в общежитие…
Дело в том, что эта квартира не принадлежала ни ей, ни ее родителям.
Родилась и выросла Мажарова в небольшом городке Павловске, неподалеку от Южноморска. Тихое провинциальное захолустье наложило свой отпечаток на характер Нины – мечтательность. Она всегда пребывала в грезах о чем-нибудь необыкновенном. В детстве – о карьере киноартистки. И непременно знаменитой. Затем, когда подросла и окончила школу,– о жизни в большом городе с огромными домами и вереницами автомобилей. Идеалом для нее был Южноморск с его пестрой беспечной публикой и праздничным духом. Она ездила туда поступать в институт, но с треском провалилась, так как в школе училась средне. В ее родном Павловске было одно-единственное учебное заведение – финансовый техникум. Пришлось идти туда.
После техникума наступили будни – работа на захудалой фабрике и дом. Единственное увлечение – мечты. Теперь уже о блестящем муже – капитане дальнего плавания, крупном ученом, космонавте. Пищу для грез давал телевизор. Но у них в Павловске не было моря, отсутствовали крупные предприятия, а космодром находился за тысячи километров.
Местным женихам Нина отказывала. Постепенно претенденты иссякли. Годы уходили. И вот Нина решилась сама поехать в Южноморск: не придет же гора к Магомету.
В Южноморске, помимо тети Полины, родной сестры отца, жил еще один родственник – двоюродный дядя. Тоже Мажаров. Он приходился отцу Нины двоюродным братом.
Дядя, Михаил Васильевич, был человек суровый и родню не очень жаловал. Его поглощала единственная страсть – красивые, дорогие, старинные вещи. Деньгу Михаил Васильевич имел. И немалую. Считай, полгорода ходили с его зубными протезами и фиксами. Дантист он был, надо сказать, отличный, работал заграничным зубоврачебным оборудованием.
Его страсть разделила Михаила Васильевича не только с дальними, но и с ближайшими родственниками. Когда была жива жена, семья еще как-то держалась. Но с ее смертью дети дантиста – дочь и сын – повзрослев и встав на ноги, постарались уехать от скупердяя отца
Приезд Нины в Южноморск не был желанным подарком для дяди. Надо было помогать девушке с устройством, предоставить хотя бы временное жилье. Михаил Васильевич болезненно воспринимал любое постороннее вторжение в его жизнь, а еще больше – в квартиру-музей.
Полина Семеновна взяла его в оборот. Брюзжа и ворча, дантист устроил так, что Нину по лимиту приняли на вновь построенный завод химического волокна (его директор сверкал прекрасной вставной челюстью, сработанной Михаилом Васильевичем), прописали и дали место в общежитии. Но работала она не у станка (заводу выделили лимит только для рабочих), а в бухгалтерии. Великая сила – блат…
На несколько месяцев в году – в самую жару – Мажаров был вынужден оставлять весь свой антиквариат на попечение Полины Семеновны: с какого-то времени у зубного протезиста стало пошаливать сердце, и врачи настоятельно советовали уезжать летом в более северные широты. С июня по август он проводил в Карелии, где теперь постоянно снимал домик возле озера.
Тетке было скучно и боязно одной в таких апартаментах. Да еще в городе произошло несколько квартирных краж, слухи о которых с неизменными преувеличениями распространились по всему Южноморску. Поэтому Вольская-Валуа попросила племянницу пожить вместе с ней у дантиста, что та с удовольствием и сделала.
И вот теперь хозяин ехал из Карелии домой.
Свое возвращение в общежитие Мажарова отметила вечеринкой, на которую пригласила девчат из других комнат. И даже комендант, суровая и строгая Раиса Егоровна, согласилась заглянуть к Нине на огонек и дала себя уговорить выпить рюмочку вина, чего с ней никогда не случалось. Все только потому, что в общежитии знали, чья Мажарова невеста.
Но ни восхищение подруг, ни почтительное отношение коменданта не радовали Нину. Переезд в здание с его казенным бытом, мебелью, общей кухней и душем еще больше обострил тоску. Ожидание становилось невыносимым.
Единственное, что не беспокоило,– это деньги. Из тех, что так нежданно-негаданно свалились, можно сказать, с неба, она отдала долги, расплатилась с тетей Полей, и еще осталась порядочная толика.
Чтобы поддержать репутацию будущей жены влиятельного и состоятельного человека, Мажарова не скупилась на затраты. И деньги таяли день ото дня. Такая уж особенность у денег. Тем паче – у шальных. Они, как магнит, притягивают людей, подобных Фаине Петровне.
Спекулянтка скоро проторила дорожку к Нине и в общежитие. Девушка не могла отказать ей: во-первых, неудобно, во-вторых, та еще могла ей пригодиться (и, по мнению Нины, в недалеком будущем), в-третьих, Фе Пе приносила вещи, которые соблазнят кого угодно.
И вообще лихорадка приобретения захватила Мажарову. Ей казалось, что уже само приобретение делает человека значительным, возвышает над другими.
Появление у Нины дорогих нарядов, роскошного заграничного магнитофона, умопомрачительной зажигалки (девушка начала курить, считая это признаком светскости) и других безделушек она объясняла Вере, с которой жила в одной комнате, тем, что родители выдали ей деньги на приданое.