Рассказы и повести
Шрифт:
– Согласен с вами,– улыбнулся я.– А теперь о деле… Мне все-таки непонятна эта история: трехкомнатную квартиру в ЖСК обещали вам, а въехала в нее Калгашкина…
– Я сам не понимаю! Был уверен, что дадут мне. Правда, многие пайщики посмеивались. Наивный, говорят, ты человек, Бабаев! – Он вздохнул.– Выходит, были правы… Кое-кто, конечно, сочувствовал. Намекали, что за трехкомнатную надо хорошо «подмазать»…
– А кто именно?
– Корнеев Геннадий Ефимович.
– Тоже член кооператива?
– Нет, он имел какое-то отношение к строительству дома… Этот Корнеев даже
Разговор с Бабаевым мало что добавил к его письму. Опять же, конкретных фактов нарушения или преступления он сообщить не мог. Кто-то намекнул, кто-то говорил… Но отмахнуться от него, закрыть глаза на его тревоги и, как он сам выразился, поиск справедливости я не имел права.
Решил проверить: законно ли ему отказали в получении трехкомнатной квартиры в жилищностроительном кооперативе, позвонил Валерию Семеновичу Дроздову, начальнику жилуправления горисполкома, пригласил к себе с документацией по ЖСК «Салют».
Лет сорока пяти, располневший, Дроздов переехал в Зорянск чуть более двух лет тому назад. Любил куртки. В костюме и при галстуке я никогда его не видел. Он пришел в новеньком кожаном пиджаке и черной водолазке.
– Не долго задержите, Захар Петрович?– спросил Дроздов, кладя мне на стол пухлую папку.– На Комсомольской дом принимаем. Возле кафе…
– Постараюсь,– сказал я.
– Когда будем отдыхать, а? – Дроздов, отдуваясь, вытер шею платком.– Завертишься с самого утра…
– Что ж, можете отдохнуть,– подхватил я.– Пожалуйста, посидите немного в приемной.
Не хотелось, чтобы Дроздов видел, какими именно документами я интересуюсь.
Когда он вышел, я отыскал дело Калгашкиной.
То, что прочел, явно расходилось со сведениями, полученными от Бабаева.
Калгашкина была в списке членов ЖСК на получение однокомнатной квартиры. Затем, по ее заявлению, была внесена в список на трехкомнатную в связи с выходом из ЖСК некоего Карапетяна. В трехкомнатной квартире, помимо нее, проживало еще три человека – мать и отец Калгашкиной, а также ее бабушка. Сорок два квадратных метра на четырех человек – вполне законно.
Я попросил Дроздова зайти, предложил сесть.
– Валерий Семенович, вы помните Бабаева? Учителя? С протезом?…
– Ну? – сказал Дроздов и выжидательно посмотрел на меня.
– Он был членом ЖСК «Салют» на однокомнатную квартиру. Затем, когда у него появилась семья, подал заявление на трехкомнатную.– Валерий Семенович кивнул.– Вы обещали ему, что, если освободится трехкомнатная, он ее получит?
– Захар Петрович,– покачал головой начальник горжилуправления,– вы же сами законник. У меня положения, инструкции… Жилплощадь ведь не из моего кармана – кому хочу, тому даю… Есть очередность… А обещать… Да бог с вами! Все решает общее собрание кооператива, а потом жилищная комиссия смотрит, решает исполком, и тогда ордер…
– Так почему же все-таки не предоставлена Бабаеву трехкомнатная в ЖСК «Салют»?
– А что, жалуется? Ну дает! – возмутился Дроздов.– Получил за
– Благодарен он, Валерий Семенович, очень благодарен,– успокоил я Дроздова.– Самым искренним образом благодарен…
– И на том спасибо…
– Но меня все-таки интересует вопрос: почему трехкомнатную квартиру дали Калгашкиной, а не Бабаеву?
– Калгашкиной?-растерянно переспросил Дроздов.
– Да, Ирине Алексеевне.
– А-а, Калгашкиной,-закивал Валерий Семенович.– А потому что очередность! Она, насколько я понимаю, подала заявление раньше. И льготы. Отец – инвалид войны… Сами вы недавно напоминали на сессии горсовета: их нужды ни в коем случае не забывать. А бабушка, между прочим, ветеран колхозного движения. Одна из первых вступила у себя на селе… Много их осталось, наших ветеранов? По-моему, заботиться о них – наша с вами обязанность… Вот мы и порекомендовали Калгашкину в первую очередь…
Объяснения Дроздова были вполне убедительными. И по документам все выглядело законно. Однако я хотел побеседовать с Калгашкиной. Заведующая магазином пришла ко мне взволнованная. Мне показалось, что от нее чуть-чуть попахивает спиртным.
Роста немного выше среднего, с хорошо сохранившейся фигурой, с крашенными под рыжеватую блондинку волосами, уложенными явно у парикмахера, она пыталась, как я понял, произвести на меня хорошее впечатление.
– Первый раз в прокуратуре… Хоть посмотреть, что это такое,– с улыбкой говорила она, но улыбка эта была весьма натянутой.– Надеюсь, вы меня не съедите?
Я промолчал.
– Впрочем, и не за что,– продолжала она.– У нас, поди, каждый день народные контролеры… И сегодня были. Никаких к нам претензий… Вас это интересует, товарищ прокурор?
– Нет, Ирина Алексеевна. Я хотел поговорить о квартире. Как вы ее получили?
– Законно, товарищ прокурор, на общем основании,– ответила Калгашкина поспешно.– А что? Сколько лет жила в общей! Комнатка – закуток, двенадцать метров… Неужели не имела права?
– Имели,– кивнул я.– А почему решили трехкомнатную?
– Из-за родителей… Сначала я ведь думала вступить на однокомнатную. Подала заявление… Тысяча у меня была. Все мои сбережения… Поехала к своим, на хутор, чтобы помогли. Первый-то взнос – тысяча пятьсот… Отец мне и говорит: а может, доченька, и нас в город возьмешь? Мы, говорит, дом свой продадим, на трехкомнатную наскребем. И много ли нам, говорит, осталось жить? Помрем, у тебя большая квартира останется… Нет, вы представляете, каково для дочери слышать?… Конечно, говорю, возьму. А о смерти чтобы и разговору не было! Дай бог вам до ста лет дожить… Мама-то, в общем, тоже хотела бы в город, а с другой стороны, жалко соседей бросать, сад… Конечно, они свое отработали, заслужили отдых. Чтоб и ванная, и горячая вода, и, извините, теплый туалет… Короче, на семейном совете решили: ко мне… Продали дом, дали мне четыре тысячи…