Рассказы и повести
Шрифт:
– Но я говорил с невропатологами районной поликлиники. Никто Иванова не помнит. Не обращался… И направления в клинике я никакого не нашел… Остальное оформлено все чин по чину… Прямо ребус какой-то.
– Вот и разгадывай,– усмехнулся Папахин и серьезно добавил: – Ищи кончик ниточки. Только аккуратнее. Это целый коллектив… Врачи!…
Папахин мог и не напоминать Шляхову насчет врачей. Сам Олег Петрович, как, наверное, и многие, относился с большим уважением к людям в белых халатах, к их профессии.
Вот почему, расследуя эпизод с Ивановым, Шляхов отлично понимал, с какой деликатностью он должен вести себя в клинике. И, хотя речь шла об опасном преступнике, любое подозрение, которое он мог своими действиями навлечь на кого-нибудь из медперсонала, было бы непростительным. Следователь не имел права допустить это.
Он решил получше присмотреться к людям, работающим в мужском неврологическом отделении.
Первое, на что обратил внимание Шляхов, посещая клинику, были переполненные палаты. Более того, несколько больных лежало прямо в коридоре. Мест явно не хватало.
Завотделением Лукина пожаловалась следователю:
– К сожалению, наши возможности ограничены. Госпитализируем только тяжело больных. Тем, кому полегче, приходится ждать…
Шляхов вспомнил свой первый визит сюда, сетования посетительницы, которую встретил в приемной директора. И еще подумал: нелегко директору. При всем желании, наверное, всех уважить нельзя. Поэтому и пишут, и ходят по высоким инстанциям…
Когда Олег Петрович вызвал на допрос старшую медсестру мужского неврологического отделения Зинаиду Сидоровну Носову, она тоже начала с больного вопроса:
– Хлопот у нас, конечно, хоть отбавляй. И все почему? Народу кладут больше, чем коек в палатах. Вот и крутишься целый день. И больные тяжелые. Многие не ходячие…
Носовой было пятьдесят лет. У нее крупные грубоватые черты лица и жидкие кудряшки на голове. В отделении она работала пятнадцать лет.
– Иванова помните? – спросил следователь.
– А как же,– ответила старшая медсестра.– Очень даже хорошо помню… Он у нас за последние два года три раза лечился.
– Что вы можете сказать о последнем его пребывании?– задал вопрос следователь.– Когда лег в больницу? Когда выписался?
– Точной даты не помню. Столько времени прошло… Положили его последний раз в ноябре прошлого года, а выписали в январе этого.
– Тяжелое было состояние?
Носова пожала плечами:
– У нас по пустякам не прохлаждаются. Если посчитали нужным положить, значит, нуждался… Спросите врачей.
– А вы как считаете?
– Наше дело маленькое…
Шляхова удивила ее осторожность:
– Но Иванов был ходячий?
– В общем-то да.
«Снова неопределенность»,– отметил про себя следователь.
– Значит, гулял… Мог выйти на улицу…–
– По отделению ходил,– подтвердила Носова.– А вот насчет улицы не знаю.
– А не отлучался из клиники? – продолжал следователь.– Ну, на день, два?… В частности, 11 декабря прошлого года?
– У нас на этот счет строго,– нахмурилась Носова.– Прознают, что не был на месте хоть одну ночь, тут же выписывают!
Об этом Шляхов уже слышал от других сотрудников и поэтому задал следующий вопрос:
– Скажите, пожалуйста, Иванова кто-нибудь навещал в клинике?
– Кажется, навещали,– подумав, ответила старшая медсестра.– Без этого не бывает
– А кто именно, не помните?
– Точно сказать не могу… Какие-то мужчины,– после некоторой паузы сказала Носова.– У нас столько народу ходит – всех в лицо не запомнишь…
Как ни пытался Шляхов узнать у Носовой какие-нибудь приметы мужчин, посещавших Иванова, та ничего сообщить не могла. И вообще толку от ее показаний было мало. Допрос не дал ничего нового. Выходит, Иванов 11 декабря 1980 года был в больнице. Иначе, по ее словам, и не могло быть.
– А кто был у него лечащим врачом? – задал последний вопрос Шляхов.
– Жигалина,– ответила Носова.– Елена Захаровна. Замдиректора клиники…
«Может, она сообщит что-нибудь интересное?» – подумал Шляхов.
И в тот же день решил навестить заместителя директора клиники нервных заболеваний.
Кабинет Жигалиной располагался на первом этаже большого корпуса, прямо у входа. Шляхову пришлось некоторое время подождать его хозяйку. Он узнал ее сразу, хотя видел впервые. Наверное, по тому, как энергично зашла она в больничный коридор с улицы, на ходу расстегивая модное демисезонное пальто. Открывая дверь своим ключом, она бросила на Олега Петровича вопросительный взгляд.
– Я к вам, Елена Захаровна,– сказал Шляхов.
– Проходите,– кивнула Жигалина, но в кабинет зашла первой.
Комната была куда скромнее, чем у директора.
– По какому вопросу? – продолжала на ходу Жигалина, вешая пальто на крючок, прибитый к боковой стенке шкафа.
Шляхов представился, показал свое служебное удостоверение.
– Интересно,– усмехнулась Жигалина,-чем я могу быть полезной?
– Несколько вопросов насчет одного больного…
– Присаживайтесь,– показала она на стул.
Следователь сел. А Жигалина тем временем облачалась в белый халат и, застегивая пуговицы на манжетах, заметила:
– Пуговицы зачем-то придумали… Одна морока… Не умеют у нас рабочую одежду шить… Нелепо, правда?
– Но, наверное, удобнее, чем длинная мантия с мехом,– откликнулся Олег Петрович.
– Мантия? – удивилась хозяйка кабинета.
– Такова была униформа средневековых врачей,– пояснил Шляхов.– А во время чумных эпидемий они должны были надевать особую робу с устрашающей маской в виде зловещей птичьей головы…