Рассказы и повести
Шрифт:
Жигалина рассмеялась:
– Ну и ну! Слава Богу, у нас чумы не бывает, и маска ни к чему.
«Кажется, настрой на разговор получился»,– подумал Олег Петрович и начал:
– Понимаете, Елена Захаровна, меня интересует Иванов Владимир Кириллович… Помните такого больного?
– Иванов, Иванов…– повторила Жигалина.– Ну да, конечно, помню… Дискогенный радикулит… Лежал зимой в неврологическом.
Она поправила волосы, явно уложенные в парикмахерской, потом переложила с места на место какие-то бумаги на столе.
Жигалиной было
– Как он попал в больницу?– поинтересовался Шляхов.– По чьему направлению?
– Это можно Выяснить в архиве.– Она взялась за телефонную трубку.
– В архиве на этот счет никаких документов нет,– сказал Олег Петрович.
– Да? – удивилась Жигалина.– Не может быть…
– Я проверял.
– Вот растяпы! – возмутилась она, кладя трубку на место.– А что вы хотите? Людей не хватает, приходится брать совсем еще девчонок. У них на уме… сами знаете что,– оправдывалась Жигалина.– Я постараюсь все это выяснить.
Она что-то черкнула на листке перекидного календаря и добавила:
– Будьте уверены, если документ утерян, виновных мы накажем.
– Мне сказали, что вы были у Иванова лечащим врачом?
– Да, он мой больной,– прямо посмотрела на следователя Жигалина.– А что?
– Вы навещали его каждый день?
– Хотите сказать, делала обход?
– Наверное, вы лучше знаете,– кивнул следователь.
– Вообще-то, почти каждый… Знаете, административные обязанности… Иногда заходила через день. Болезнь Иванова не требовала каждодневного контроля. Радикулит! Лечится медленно – процедуры, лекарственные препараты… Сюрпризов обычно не бывает.
Она снова поправила волосы.
– Давайте уточним,– сказал Шляхов.– Значит, если не каждый день, то через день вы заходили к Иванову в палату?
– Я же говорю: через день – событие редкое. Считайте, ежедневно,– поправила следователя Жигалина.
– Хорошо,– согласился он.– Теперь постарайтесь вспомнить: 11 декабря прошлого года вы осматривали его?
Замдиректора усмехнулась:
– Как же я сейчас вспомню именно этот день? Что это было – понедельник, вторник?…
– Пятница.
– Так-так,– задумалась Жигалина.– Пятница… Скорее всего, была… Да,– повторила она уверенно.– Была.
– Почему вы в этом уверены?
– Потому что в субботу и воскресенье я не работаю. Как все. И по пятницам обязательно делаю осмотр. Впереди – два выходных… В понедельник я тоже посещала его непременно.
– Иванов всегда был на месте? – спросил Шляхов.
– А как же! – воскликнула Жигалина.– Где же ему еще быть?
– Вы не видели кого-нибудь из его посетителем!?
– Чего не знаю, того не знаю,– развела руками Жигалина.– Врачебный обход у нас утром, а посещение больных – с четырех до семи вечера.
Когда Шляхов оформил их беседу как полагается – составил протокол и Жигалина подписала
– Извините за любопытство, а что такое натворил этот Иванов?
– Сами понимаете, зря мы не стали бы вас беспокоить,– ушел от прямого ответа следователь.
Он попросил Жигалину поставить еще одну подпись – под распиской о неразглашении данных предварительного следствия.
– Значит, дело серьезное? – покачала головой замдиректора.
– Серьезное,– подтвердил Шляхов.
Допрос Жигалиной вроде бы определенно указывал: в день происшествия в Свердловске Иванов лежал в клинике.
Ну а если его лечащий врач забыла, что не посещала больного 11 декабря? Или же не хотела признаться, что выполняла свои обязанности неаккуратно…
Олег Петрович допросил врачей, медсестер, нянечек и уборщиц мужского неврологического отделения. Но все почему-то уходили от прямого ответа о том злополучном дне. Мол, дело давнее, и все больные были как будто на месте. А если отлучались, то за этим должны следить врачи. Те, в свою очередь, кивали на медсестер. Однако все уверяли: Иванов не мог нарушить больничный режим.
На допросах чувствовались какие-то недомолвки, недоговоренности. Но что крылось за этим, Шляхов понять не мог.
Может быть, в отделении все было не так благополучно, как уверяли сотрудники? Например, Олег Петрович узнал, что кое-кто из больных был замечен пьяным. Никого из медперсонала за это не наказали.
Часто случалось, что посетители приходили в неустановленное время. И на это смотрели сквозь пальцы.
Некоторые из нянечек не брезговали брать с родственников больных рубли, трешки и пятерки, чтобы якобы лучше ухаживать за пациентами. Знало ли о подобных поборах руководство отделения? Может, знало, но делало вид, что не знает…
Вот Шляхов и гадал: не вызвана ли всем этим такая осторожность на допросах? Не хотят выносить сор из избы…
Словом, полной откровенности Олег Петрович пока добиться не мог. Правда, с одной из медсестер, Тамарой Проценко, следователь еще не поговорил. А именно в тот самый день, 11 декабря, было ее дежурство. Но Проценко в настоящее время находилась в отпуске, уехала в другой город…
– Значит, застопорилось у тебя?– спросил Папахин, когда Шляхов поделился с ним своими трудностями.
– Есть одна мысль,– ответил Олег Петрович.– Допросить больных, которые лежали с Ивановым в одной палате.
– Направление верное,– одобрил Александр Владимирович.
Шляхов снова отправился в больницу. Поднялся на второй этаж, зашел в отделение, в котором ему все было уже так хорошо знакомо. Серый линолеум на полу, запах кухни, фикус с глянцевитыми листьями в холле, где собирались у старенького телевизора больные.
В мужской неврологии, как именовали отделение врачи и пациенты, было тринадцать палат. В основном на восемь и шесть коек. Одна палата двухместная, и еще одна – четырехместная.